| Меню сайта |
 |
|
|
 |
| Войти |
|
|
|
|
| Категория |
|
|
|
|
| Случайная картинка |
|
|
|
|
| Умная мысль |
|
|
Друзья не должны считаться между собой взаимными одолжениями, наподобие счетных книг, в которых то, что выдано, должно равняться тому, что получено. Цицерон
|
|
| Старинный термин |
|
|
ПОВЫТЧИК – канцелярист, делопроизводитель.
|
|
| Последняя картинка |
|
|
|
|
| Социальные сети |
|
|
|
|
| Статистика |
|
Онлайн всего: 2 Гостей: 2 Пользователей: 0
|
|
| Время жизни |
|
|
|
|
|
| Приветствую Вас, Гость |
21.12.2024, 16:29 |
|
|
Личка: 
|
|
Что такое прошлое и будущее, вроде бы понятно. С житейской точки зрения, имеется временнáя шкала, а с точки зрения экаунтологии – циклически повторяющиеся объекты, ее задающие. Все, что находится на этой шкале слева от настоящего момента, является прошлым, а все, что справа – будущим. Но откуда на временнóй шкале взялся настоящий момент, да еще движущийся слева направо, тем самым постоянно отхватывающий у будущего для прошлого все новые и новые куски? Непонятно.
Эффект в самом деле сложный, за счет своего составного характера.
Прежде всего определим, каким образом возникает направленность слева направо (условно слева направо, разумеется, ведь ничто не мешает нам зеркально отобразить шкалу времени, в обратном порядке). Направленность возникает из объектности. Мы регистрируем (воспринимаем, помышляем) объект, тем самым предполагаем предыдущий объект, а раз так, мы предполагаем и преобразование предыдущего объекта в нынешний. Был один объект, из которого возник другой – только в такой последовательности, а не в обратной, обратите внимание. Это и есть направленность времени. От первого объекта ко второму, от второго к третьему– таков способ человеческого восприятия окружающей действительности, вообще существования человека. И этот способ предполагает направленность времени – по сути, само время.
Значит ли это, что в трансцендентном для нас мире Создателя тоже существует время, подобное нашему. Как хорошо бы было остановиться на этой гипотезе, посчитав, что время нашего мироздания течет параллельно времени в мире Создателя! Создатель по мере необходимости, продлевая наше существование, регистрирует объекты и одновременно наблюдает за развитием эксперимента. Если объекты регистрируются не в каждый момент того, запредельного для нас мира, тогда время в нашем мироздании протекает медленнее, но все равно параллельно мирозданию Создателя. А может, Создатель ничего не регистрирует, а просто следит за нашим поведением, подобно тому, как экспериментатор ежедневно наблюдает за колбочкой с питательным раствором, в которой высажены интересные микроорганизмы: как микроорганизмы размножаются и чего еще начудили?
К несчастью, вывести из объектности существование времени в мире нашего Создателя логически невозможно – невозможно, и все тут. Создатель со всеми своими аксессуарами остается для экаунтологии понятием несомненным, вместе с тем трансцендентным, а экаунтологам остается довольствоваться тем, что они имеют: направлением движения от прошлого к будущему. Временнáя шкала в экаунтологической модели мироздания появляется, но на ней не отмечен настоящий момент – точка, в которой мы в текущий момент, вот сейчас, именно сейчас существуем, – и не объяснено, по какой причине эта значащая точка по временнóй шкале перемещается. Нет на шкале времени никакой движущейся зарубки и не ясно, как такая зарубка может существовать.
Представьте себе информационную систему – базу данных, обыкновенную таблицу, – и попробуйте сообразить, каким образом в ней возможно зафиксировать текущий момент. Имеются записи – как обычно, идущие сверху вниз и обозначенные порядковыми номерами, – но как обозначить, что текущий момент перемещается сверху вниз: сейчас 10 часов 00 минут, а немного погодя 10 часов 01 минута, и т.д. Некоторые из атрибутов могут иметь формат даты, но какая из дат текущая? Придется либо каким-то специальным образом помечать записи, причем сейчас помечать одну запись, потом другую, затем третью, и т.д., что само по себе предполагает понятие времени, либо, схожим образом, привязать текущий момент времени к информации, поступающей извне, как собственно в компьютерных системах и устроено. Текущий момент определяется исходя из показаний счетчика времени, находящегося извне информационной системы! Нам никакой из предложенных способов не подходит: специальная пометка – поскольку ни органы наших чувств, ни даже мышление не дают представление об ощущении или мысли «текущего момента»: текущий момент человек не воспринимает, а попросту существует в нем, нимало о том не задумываясь. Что же касается подсказки извне, это не объяснение, а отговорка, ведь вмешательством высших сил может быть объяснено все что угодно.
Остается признать, что зарубки, отмечающие настоящий момент на шкале времени, тем самым отделяющие прошлое от будущего, отсутствуют. Знаете, к какой фантастической мысли это приводит? К той, что человек существует одновременно во все моменты своей жизни: в каждый из своих прошлых, настоящих и будущих моментов. Нет, а как вы хотите? Если настоящего момента нет, нет и прошлого с будущим: все деления на временнóй шкале равноправны, а поскольку мои – ваши, вероятно, тоже -обыденные ощущения свидетельствуют, что я существую все-таки в настоящий момент, значит, я одновременно существую и в любой из прошлых или будущих моментов. Чему это противоречит, собственно? Обывательскому представлению о том, что мы, словно автобус с задремавшими пассажирами, равномерно движемся по временнóй шкале? Чем эта не подтвержденная наукой гипотеза лучше и основательней той, от которой я предлагаю отталкиваться: что мы существуем в любое мгновение? Ничем, по-моему.
Итак, мы со всеми остальными объектами мироздания существуем в каждый из моментов на временнóй шкале – можно сказать, одновременно. По крайней мере, это согласуется с отсутствием зарубок на шкале времени, хотя не объясняет, почему мы воспринимаем себя не в бесчисленном множестве временных ипостасей, а в единственном числе – пребывающими в настоящем моменте. На этот счет объяснение у меня найдется.
Каким образом человек способен воспринять и воспринимает себя – не окружающий мир и даже не собственное тело, а именно что собственное «я»? При помощи мышления. Собственное «я» – это идентификатор субъекта, необходимый в информационной системе мироздания в силу известных нам причин. Когда мысль кузнечиком запрыгивает на идентификатор субъекта, человек не сомневается: вот оно, мое собственное «я» – то самое, которое я так хорошо понимаю и разделяю. Одна мысль – один идентификатор субъекта, обратите внимание. Для одного субъекта идентификатор всегда один, однако в каждой регистрирующей объект записи имеется свой идентификатор субъекта: по крайней мере, нормальный земной программист именно так организовал бы базу данных, и у меня нет никаких оснований полагать, что Создатель нашего мироздания поступил иначе. Я хочу сказать, что ощущение настоящего момента человеку дает мышление, направленное на идентификатор субъекта, принадлежащий конкретной записи.
Ранее мы говорили, что человеческая мысль не бесконечна и не существует сама по себе. Она – производная от зарегистрированных в мироздании информационных элементов и обладает некоторой длительностью, в том смысле что способна совершать не бесконечное количество скачков от одного элемента к другому. Это означает, что мысль способна охватывать некоторое число записей в таблице мироздания, никак не все. Не мысль ли в таком случае является той самой зарубкой, которой отмечается настоящий момент на временнóй шкале? Похоже, что так.
Сформулирую еще раз. В информационной системе мироздания имеется баснословное число записей, и все они равноправны: никакая из них изначально не принадлежит прошлому, настоящему или будущему. Узнать, завершена ли система, то есть впадает ли ее последний объект в нулевой, сказать невозможно – познание этого находится за гранью человеческих возможностей. По этим причинам можно утверждать, что люди существуют одновременно во все моменты времени: лишь соотнесенность мысли с идентификатором субъекта позволяет человеку ощущать свою принадлежность одному из мгновений. Я, вспомнив, что опаздываю, в волнении смотрю на часы – тем самым существую в текущее мгновение. Посмотрев в следующий раз и отметив уже иное положение стрелки часов, я существую в иное – почему-то снова текущее, – мгновение, и т.д. За счет чего мгновение сместилось по шкале времени слева направо? Только за счет мысли. Не будь мысли, ни о каком существовании в текущий момент времени говорить не пришлось бы. Ну что такое текущий момент – наше трепетное настоящее? Вы просыпаетесь от головной боли поутру, оглядываете знакомую комнату и не в силах сообразить, какое сегодня число. А может быть, месяц? Или год? Но по мере того, как вспоминаются события вчерашнего бурного вечера, сомнения относительно текущей даты проясняются. Нет, настоящий момент времени точно связан с мышлением, чтобы там ни говорили.
Существует соблазн отнести зарубку на временнóй шкале к функции мышления: якобы недостающая в нашей гипотезе зарубка и есть мысль. Это перевод проблемы в другую плоскость, ничего не решающий. Мышление, как мы помним – та же база данных, хотя в отношении к «объектной» базе вторичная, регистрирующая ссылки между информационными элементами первой базы. Либо в «базе мышления» зарегистрирован один информационный элемент – одна мысль, указывающая на текущий момент времени (но почему тогда текущий момент перемещается?), либо, если мыслей зарегистрировано множество, становится непонятным, какая из них и каким образом указывает на текущий момент в основной «объектной» базе. Проблема возвращается.
Приходится признать, что человек существует одновременно в каждый момент времени. Осознать момент времени возможно лишь направив мысль на собственное «я»: в этом случае запись, которой принадлежит идентификатор субъекта, окажется разделителем между прошлым и будущим – нашим настоящим. Единственность настоящего момента определяется тем, что мысль единственная. Во многом человек живет собственным мышлением и в собственном мышлении, с этим приходится считаться.
Я предупреждал, что это сложный вопрос – о разграничении временнóй шкалы на прошлое, настоящее и будущее. |
Попробую объяснить, что такое движение с точки зрения экаунтологии (хотя сам понимаю не очень отчетливо, но это в скобках).
Что такое движение с житейской точки зрения, ясно всем. Вот предмет, ты переставляешь его, и предмет послушно передвигается в новую пространственную координату – движется. Но как трактовать эффект движения, посчитав мироздание информационной системой – применительно к экаунтологии?! Вопрос. Хотя можно догадаться, что движение имеет составной характер, состоит из нескольких параллельно действующих эффектов.
Первый из этих, составляющих движение эффектов – существование объектов не в статическом, а динамическом состоянии.
Когда регистрируются объекты? При дифференциации или интеграции, естественно, однако дифференциация и интеграция объектов суть происходящие с ними изменения. Если даже зарегистрировать объект, с которым вроде бы ничего не происходит, объект сам по себе, акт регистрации неумолимо зафиксирует (не для внешней среды, а для информационной системы, в которой производится регистрация, разумеется) произошедшее с объектом изменение: объект либо дифференцирует, либо интегрирует. Акт регистрации и есть изменение объекта, а раз так, мы как субъекты информационного мироздания способны воспринимать лишь изменяющиеся, находящиеся в динамическом состоянии объекты. Стоит ли удивляться движению: тому, что объекты вокруг нас вечно изменяются, находятся в постоянном движении?!
В приведенном примере я намеренно сблизил понятия изменения и движения, сделал их синонимичными, однако можно трактовать так, что изменение и движение разные, хотя близкие по смыслу категории. Первого частного эффекта для обоснования общего эффекта движения недостаточно, поэтому перейду к пункту второму доказательств.
Приняв мироздание за титаническую базу данных, мы тем самым признали, что окружающий мир составляется как бы из отдельных кадров, по принципу кинематографа. Иное невозможно, поскольку таблица предполагает не непрерывное отображение объекта, а именно что дискретное, посредством отдельных записей. Последовательность отдельных записей, объединяемых на глубину доступного человеку ассоциативного ряда – то есть способности мышления делать определенное число скачков с одного информационного элемента на другой, – обусловливает движение.
Вот летит птица. Через мгновение она оказывается в другой пространственной точке. Человеческое мышление живо восполняет недостающую картину, в результате чего полет птицы оказывается не прерванным. На возражение, что движущуюся картинку можно наблюдать, не отрывая от нее взгляда, отвечу так. Даже пристально наблюдаемый полет птицы не есть динамически развивающееся явление, каким представляется, а отрывочная последовательность абсолютно разных объектов – крыла птицы, изгиба ее шеи, куска неба и других подобных, – прессуемых в единое впечатление при помощи ранее усвоенных понятий. Человек не в состоянии сфокусировать взгляд на целой составной картинке, а лишь на однородном объекте: взгляд его бегает, а внимание рассредоточивается, поэтому он наблюдает окружающий мир не целиком, а отдельными кадрами, остальную же – цельную – картинку дорисовывает его мышление. Можно сказать, что движение – это остаточное мышление, повисшее на объекте.
Вспомним, чем определяется пространственное положение объекта. Тремя идентификаторами: регистрируемого объекта, предшествующего объекта и субъекта. При изменении любого из названных идентификаторов изменяется пространственное положение объекта. А теперь сообразите, в связи с чем указанные идентификаторы вносятся в соответствующую запись информационной системы мироздания. В связи с регистрацией объекта, конечно. Но это означает, что движение зависит от дифференциации и интеграции, причем не обязательно регистрируемого объекта, а любого другого. Мысль кузнечиком прыгает по информационным элементам нескольких записей, и преобразование любого из «засвеченных» объектов в другой приводит к «мысленному» изменению других объектов, связанных с изменившимся возникающим между ними отношением. Известное философское утверждение о том, что изменение хотя бы одного элемента информационной системы приводит к изменению всех, весьма неглупо: остальные объекты не меняют своих свойств, но то, что отношения в информационной системе меняются соответственно – безусловно. Информационная система становится иной, чем прежде, и данное изменение может выглядеть со стороны человека мыслящего как перемещение одних объектов в направлении других.
Пункт второй доказательств – принцип кинематографа, но и он не объясняет движения полностью. Передо мной на столе лежит карандаш. Я беру и передвигаю его, что изменилось? Карандаш как был целым, так и остался, не претерпели изменений и окружающие его предметы: видимые изменения отсутствуют, а движение налицо! Откуда взялось движение? Необходим третий пункт доказательств, и этот пункт самый невероятный из всех, хотя тоже связанный с дифференциацией и интеграцией объектов.
Скажите, какие объекты пространственно близки? Если вы затрудняетесь, я отвечу: те, которые только что дифференцировали. Если разрезать яблоко напополам, очевидно, что разрезанные половинки – до тех пор, пока мы не переместим их в другое место, – будут пространственно близки, с житейской точки зрения сохранят свое пространственное положение. Близкое пространственное положение двух половинок яблока определяется тем, что они недавно дифференцировали. Аналогичным образом интегрировать могут лишь пространственно сблизившиеся объекты. Нельзя представить, чтобы в один объект – вещь материального мира – интегрировали объекты, расположенные поодаль: объект – это всегда нечто пространственно единое, слитое в одно. Приняв позицию экаунтологии, придется уточнить: пространственная слитость – не причина, а следствие дифференциации и интеграции. Объекты не потому пространственно близки, что недавно дифференцировали или вскорости интегрируют, а – объекты недавно дифференцировали или вскорости интегрируют, потому пространственно близки.
Если представить информационную систему мироздания завершенной – как, в принципе, и следует поступать исходя из общего экаунтологического подхода к проблеме, – получим обещанную невероятную картину, при которой объекты передвигаются не благодаря изменению собственных свойств, а благодаря изменению свойств других объектов, причем не только настоящих, но и будущих! Мы разрезали яблоко на две части, поэтому половины пространственно слиты. До поры до времени. Едва мы надумаем сварить из одной половинки яблока варенье, для чего отнесем яблочную половинку поближе к плите, свойства некоторых объектов изменятся: не свойства половинки яблока, которые останутся неизменными, а свойства… ну скажем, человека, который займется переноской. После чего появится возможность кинуть половинку яблока в кастрюлю с сахарным сиропом, для приготовления яблочного варенья.
Для подготовки к приготовлению яблочного варенья нам не пришлось изменять свойства половинки яблока, пришлось изменять характеристики совсем других объектов, в результате чего изменилось пространственное положение половинки яблока. Это ли не чудо?
Представив мироздание в виде сплошной объектной сетки, на узлах которой объекты дифференцируют и интегрируют, получим хотя бы потенциальную, воображаемую возможность проследить за объектами – их пространственными перемещениями, которые, как выясняется, представляют собой следствие свершившейся дифференциации либо потенциальную возможность объекта быть интегрированным с другим объектом. В соответствии с третьим пунктом нашего доказательства объекты никуда не передвигаются: они лишь дифференцируют или интегрируют, что и определяет их так называемое пространственное положение.
Когда возможна дифференциация объекта и какой объект с каким объектом способен интегрировать, вопрос к Создателю нашего мироздания, установившему в мироздании природные законы, а не ко мне, беспомощному и растерянному от великолепия окружающего мира экаунтологу. Мне стоило немалого труда сформулировать даже те скромные и отрывочные суждения, с которыми вы ознакомились в настоящей статье. |
О мышлении мы беседовали, а как быть с речью, представляющей собой его усложненный вариант – если так можно выразиться, коллективное мышление?
Выскажу некоторые соображения, но прежде условимся понимать под речью любые значащие символы, будь то звуковые, письменные или иные, выражаемые хотя бы в подмигивании, танце или любых других символических действиях. Действие символов, независимо от характера их воплощения, одинаково, поэтому, забыв о характере воплощения, сразу приступлю к анализу их – символов, становящихся речью разумного существа, – содержания. Что они такое, в самом деле?
Сначала самые общие соображения. Их два:
1) мышление возможно без речи (то есть без участия символов);
2) речь используется для коммуникации между субъектами. Без речи общение между субъектами невозможно.
И первое, и второе общеизвестно. Человек способен мыслить без всякой речи: он мыслит грудным младенцем, способным издавать лишь писк и плач, мыслит и повзрослев – не прибегая к речи, которой теперь обучился. Для того, чтобы мыслить, проговаривать слова – что, собственно, и является речью в ее традиционном понимании, – вовсе не обязательно, без проговаривания, вслух или про себя, можно прекрасно обойтись.
Вспоминаю, как в юности обучался методике скорочтения. Как выяснилось, основной прием скорочтения – не проговаривать про себя читаемый текст, вследствие чего скорость чтения увеличивается в десятки раз. При некоторой тренированности это становится совсем не сложным.
Да нет, чего там доказывать, когда каждому ясно: человек мыслит, не прибегая к словам… хотя способен, конечно, и на обратное – мыслить при помощи слов. Хорошо, если для их произнесения требуется лишь поворочать языком или мыслями – хотя не знаю, что ворочается при мысленном произнесении слов, – а представьте, каково было бы мыслить, когда бы человеческую речь составляли не определенные звуки, а определенные телодвижения. Положим, отсталое дикарское племя способно общаться исключительно при помощи танца, передавая мысли теми или иными танцевальными пассами. Представьте себе мышление члена этого племени, вынужденного мыслить в танце, пускай воображаемом – в том смысле, что самому представителю племени не обязательно дергать руками и ногами, но обязательно представлять это дерганье в своем воображении. Представили?.. По счастью, мышление не привязано к речи, поэтому отсталый дикарь – даже при том вольном допущении, что его племя общается исключительно посредством танца, – может мыслить спокойно, не мельтеша перед своим воображением телесными членами.
Но – без «но» здесь никак не обойдешься, – если субъект желает донести свою мысль до другого субъекта, он вынужден прибегать к помощи речи. Слов, которые не произнесены вслух, никто не услышит – точно так же никто не увидит красноречивого танца, если он протанцован лишь в твоем воображении, – поэтому использование речи есть непременное условие коммуникации. Имеющие значение звуки должны быть произнесены вслух, а имеющие значения телодвижения осуществлены в материальном мире, а не в человеческом воображении – тогда, но не раньше этого момента, межсубъектная коммуникация становится достижимой.
Принцип действия этой коммуникации вполне понятен (при этом совсем не понятен механизм, но об этом позже).
Принцип действия заключается в следующем. Имеется человеческая мысль, перескакивающая с одного значения информационной системы на другое значение отведенное ей число раз. Пока мысль не воплощена в человеческой речи, то есть в каких-нибудь материальных символах, она обречена пребывать внутри головы субъекта – его субъектной вселенной – и не может замкнуться на идентификаторе другого субъекта, с тем чтобы между субъектами возникло «взаимопонимание». Понимание одним субъектом другого – это мысль, в которой задействованы идентификаторы двух субъектов. С этой стороны ясно: пока субъект мыслит втихомолку, взаимопонимания между субъектами не достичь, ведь все объекты, на которые способно «перепрыгнуть» мышление, помечены идентификатором единственного субъекта – того, который мыслит. Но едва мысль запрыгивает в другую субъектную вселенную, как взаимопонимание налаживается: между субъектами становится возможным пока односторонний, а при ответной воплощенной в символе мысли обоюдный контакт, коммуникация.
Для коммуникации нужны символы – объекты материального мира, несущие помимо обычных функций дополнительную нагрузку: обозначать нечто, чем они не являются. Буквы, составляющие слово «карандаш», и звуки, возникающие при произнесении данного слова, ничем не напоминают карандаш, являющийся объектом материального мира, однако стабильно отсылают наше мышление к карандашу, и ничему иному – тем, что натолкнувшаяся на символ мысль изменяет свое направление в соответствии со значением символа, а не его материальной сущностью. Одно дело, когда мысль наталкивается на бессмыслицу вроде «роповалри» и не может вильнуть далее в заданном направлении, и совсем иное – буквенная комбинация, имеющая строгое фиксированное содержание: то, что в экаунтологии именуется символом.
Сказанное тривиально и не стоило упоминания, если бы не загадочный прыжок мысли с одной субъектной вселенной в другую.
Загадка в следующем. Мысль может перепрыгнуть из одной субъектной вселенной в другую только по идентичным значениям, следовательно, для совершения прыжка необходимы одинаковые значения, принадлежащие разным субъектным вселенным, в противном случае никакого прыжка не состоится. Но зачем тогда нужны какие-то символы, вот что удивительно?! Если в разных субъектных вселенных допускается использование одинаковых идентификаторов объектов, почему в таком случае мысль – напрямую, без каких бы то ни было символов, – не в состоянии перепрыгнуть в другую субъектную вселенную и там заскочить на идентификатор субъекта? В этом случае для общения не потребовалось бы никаких символов: люди отлично понимали бы друг друга посредством телепатии, и необходимость в словесном выражении своих мыслей отпала. А если в разных субъектных вселенных не используются одинаковые идентификаторы, каким тогда образом, скажите на милость, какой-то там символ – представляющий собой, по сути, обыкновенный объект окружающего мира или его отдельное свойство, – перекидывает между субъектными вселенными мостик? Никакого мостика в таком случае быть не может, и межсубъектное общение – с речью ли или без нее, – становится принципиально невозможным.
Исчерпывающего ответа на этот непростой вопрос у меня нет, но есть интуитивное предположение, состоящее в том, что мышление осуществляет свои прыжки не по объектам (субъектам) и их свойствам, а по отношениям между названными элементами.
Данная трактовка позволяет добиться какой-никакой согласованности:
1) в разных субъектных вселенных используются одинаковые идентификаторы, поэтому субъекты живут в одном мироздании, хотя и воспринимают его по-разному;
2) поскольку мысль перемещается по отношениям, а не объектам (субъектам) и их свойствам, она не способна перескочить в другую субъектную вселенную самостоятельно, в результате чего люди не в состоянии общаться без помощи речи;
3) придание символам общепонятного содержания заключается в том, что символу придается (он начинает обозначать) установленное. Отношения бинарны, они определяются совпадением значений либо их несовпадением (соответственно 1 или 0) и представляют собой не информационное содержание субъектных вселенных, а законы, по которым вселенные существуют. Следовательно, если символ выражает для субъектов идентичное отношение, то и восприниматься он будет субъектами одинаково. Отсюда уже прямая дорожка к полноценному межсубъектному общению.
Слово «карандаш» обозначает не конкретно этот карандаш, а сложные отношения между объектами и их свойствами – нечто такое, что в обыденном понимании является карандашом. Согласитесь, при желании для карандаша можно придумать какие-нибудь характеристики, в результате которых карандаш сначала немного видоизменится, затем начнет терять и постепенно полностью утеряет свою «карандашную» сущность. То есть реальный карандаш – это одно, а слово «карандаш» несколько другое: реальный карандаш – это объект, вещь нашего мироздания, а слово – лишь обозначение некоторых отношений, которыми субъекты договорились обозначать вещи. Точно такого реального карандаша в иной субъектной вселенной быть не может, во всяком случае это маловероятно, а наличие аналогичных отношений между объектами – весьма вероятно и даже неопровержимо, так как человеческий опыт свидетельствует о наличии между людьми коммуникации.
Рождаясь, человек начинает устанавливать отношения между вещами, тем познавать мир. Вскоре некоторые вещи становятся для него символами. Каким образом становятся? Самым обычным и естественным образом: посредством многократного повторения отношений. Если на какой-либо предмет долго тыкать пальцем и повторять одно и то же, повторяемое слово начнет ассоциироваться с предметом, на которой указано – так происходит обучения иностранным языкам, и родному языку тоже. Предмет, начавший обозначать идентичное отношение для разных субъектных вселенных, становится символом, внятным для всех посвященных в его значение субъектов. Теперь мысль может быть транслирована от одного субъекта к другому: благодаря тому, что мироздание одно на всех, мысль субъекта добирается до символа и перескакивает в другую субъектную вселенную.
Господи, сколько умных и одновременно глупых слов требуется для констатации того простого факта, что люди способны понимать друг друга! |
Что такое мышление с точки зрения экаунтологии?
Сначала вспомним, что человек представляет собой две совмещенных базы данных, отвечающих соответственно за материальное и интеллектуальное. Очевидно, что мышление – это и есть интеллектуальное, но что мышление собой представляет?
Как уже говорилось, мышление представляет собой ссылки, но не от одного материального объекта к другому, связывающие физический мир в одно целое, за что отвечает первая - «материальная» - база данных, а ссылки как бы вовне «материальной» базы данных, регистрируемые произвольно. Как бы объяснить это попроще, не углубляясь в специальные термины информатики?..
Представьте зарегистрированные в «материальной» базе данных объекты в виде кубиков. Каждый объект – это полоска кубиков, а каждый кубик в полоске – свойство материального объекта. Поскольку базу данных принято представлять в виде таблицы, то одна табличная строка – это один зарегистрированный объект, а одна ячейка таблицы – свойство объекта, но пусть у нас будут кубики. Кубики уложены в чистом поле, и на один из кубиков вскакивает кузнечик. Кузнечик может свободно перескакивать по уложенным в ряд кубикам, но прыгать на другой ряд способен лишь с кубика, лежащего напротив. Таким образом, чтобы перепрыгнуть на один из близлежащих рядов, кузнечик должен хорошенько подумать и прыгнуть точно на противоположный кубик, а не по диагонали.
Этот задумчивый кузнечик и есть наше мышление. Подобно кузнечику, оно действует прыжками, перепрыгивая по свойствам зарегистрированным объектов по некоторым правилам. К примеру, вы встречаете на улице толстяка и думаете: «Как хорошо, что я не такой толстый!», - и машинально опускаете голову, чтобы взглянуть на свой живот, более плоский, чем у толстяка. Тут вспоминаете, что вчера почувствовали боль в правом боку и с испугом думаете: «Уж не аппендицит ли?». Это ваша вторая мысль. Третья возникает тоже по аналогии. Вспомнив про аппендицит, вам тут же приходит в голову престарелая соседка, которую недавно уморили – вам это точно известно – врачи городской больницы, поставив неверный диагноз. А с чего все началось, помните? С толстяка.
Если проанализировать представленную мыслительную цепочку, получим три объекта:
объект 1 – толстяк;
объект 2 – живот;
объект 3 – старушка.
А теперь опишем свойства данных объектов – ключевые слова, по которым подобно кузнечику перепрыгивало наше мышление:
В «материальной» базе данных зарегистрированы материальные объекты: прохожий, вы и старушка. Каждый из этих объектов обладает некоторыми свойствами. Но человек – вы в данном случае – в отличие от неживых вещей состоит также из «интеллектуальной» базы данных, в которой регистрируются ссылки, представленные на нашем рисунке стрелочками. Эти стрелочки и есть кузнечик-мышление. В данном случае кузнечик перебрался с верхнего ряда на средний, затем со среднего ряда на нижний в строгом соответствии с правилом: прыгать с одного ряда на другой по кубикам, лежащим напротив друг друга. Поэтому вы никак не могли, подумав про живот встреченного толстяка, следующей мыслью обратиться, допустим, к покорению космоса – вернее, обратиться вполне могли, но для этого должны были наткнуться на подходящую ассоциацию, к примеру: такого толстяка в отряд космонавтов никогда не зачислят. Это и называется: мыслить по ассоциации. А другой способ мышления человечеству попросту недоступен.
В «интеллектуальной» базе данных регистрируются прыжки кузнечика – ссылки, обозначенные у нас стрелочками. Причем одна мысль представляет собой не одну стрелочку-ассоциацию, а весь путь, который кузнечику удалось пропрыгать за раз. Разве вы никогда не слыхали, что мысль мгновенна, даже анекдоты на эту тему вам не рассказывали? Конечно, мыслить возможно и на протяжении времени – скажем, долгого и скучного пути, так располагающего к раздумьям, – однако сами мысли все-таки мгновенны, по крайней мере человек не способен отследить и оценить их длительность. Мыслительная цепочка «толстяк-живот-больной-старушка» совершается неощутимо быстро, тем самым представляет собой одну мысль, регистрируемую, как было сказано, в «интеллектуальной» базе данных.
К сожалению, активность кузнечика-мышления ограничена не только ассоциациями, но и количеством прыжков: это твердопанцирное насекомое исключительно быстро устает и отказывается прыгать. Если бы количество прыжков не знало ограничений, кузнечик за один присест – то есть за одну человеческую мысль – отпрыгал бы по всем рядам уложенных кубиков, то бишь по всему мирозданию, отследив тем самым все имеющиеся в мироздании отношения. А что ему, кузнечику, трудно что ли, если все его прыжки совершаются в рамках единого неуловимого мгновения?! Такой возможности у кузнечика-мышления, к несчастью, нет. Через определенное количество прыжков он устает и закрывает от усталости глазки: мысль заканчивается. А следующая регистрируемая в «интеллектуальной» базе данных мысль начинается не с того кубика, на котором кузнечик закончил свои прыжки, а с произвольного – того, который попался на глаза мыслящему человеку. После толстяка встретился худощавый прохожий, мелькнула интересная вывеска магазина, и мысли человека разворачиваются совсем в другую сторону. Так что в своем мышлении мы очень ограничены: поскольку на глаза нам попадаются одни и те же объекты, то и ассоциации в нашей голове рождаются типовые, давно опробованные.
Под объектами здесь следует понимать не только материальные объекты – вещи, но и человеческую речь, впрочем тоже выражаемую в вещах: особых начертаниях или особых звуках. Речь позволяет преодолевать грандиозные расстояния: собственно, человеческое мышление и перемещается-то не столько по материальным вещам, сколько по заключенным в этих материальных вещах символам. Чем в деталях описывать человека жадного и мелочного, готового удавиться ради копейки, проще сказать «сквалыга», и нелицеприятная характеристика этого человека будет дана в полном и завершенном виде. Тем самым познание окружающего мира – то, чем занимаются ученые, – во многом заключается в поиске соответствующих мирозданию категорий, от которых можно было бы отталкиваться при формулировании открываемых законов природы.
Беда в том, что, подобно банальности в окружающей «материальной» обстановке, обычного человека окружает такая же речевая банальность: значения употребляемых слов давно известны и не интересны, а неизвестное отпугивает настолько, что от него приходится затворяться. Кузнечику не суждено упрыгать за мыслительный горизонт: только он устремится в светлую интеллектуальную даль, сделает десяток прыжков, как мысль обрывается, и в следующей мысли приходится начинать от стартовой позиции. Все, психология человека зафиксирована: он обречен на один и тот же круг мыслей, а через них и поступков.
Число ассоциаций, которые возможно уместить в одну мысль, по всей видимости, одинаково у всех представителей рода человеческого – приблизительно, конечно, потому что попадаются отдельные уникумы, которым удается упрыгать довольно далеко, конечно не только за счет увеличенного числа возможных прыжков, но и чтения нестандартной литературы, а также сосредоточенности. В результате кузнечик-мышление берет старт не с начала, а с середины кем-то уже пройденного мыслительного пути. Ученые – люди сосредоточенные, и хотя нам ними смеются и потешаются, кто как умеет, углубленность в собственные размышления – все-таки признак большого ума, а не легкого идиотизма.
Но и возможности гениев – ничто в сравнении в безбрежностью этих расставленных в мириады и мириады рядов кубиков. Не посмеялся ли Создатель над человеком, устанавливая пределом его мыслительного акта несколько – вряд ли больше десятка, в самом крайнем случае пару десятков – ассоциаций? |
Возможности коммуникации между людьми рассмотрены, остановимся теперь на сопутствующем вопросе, касающемся мышления.
Если вы не забыли предыдущую беседу, мышление – это цепочка ссылок установленной длины, перемещающихся с одного значения или отношения на другое. С какого значения или отношения на какое, интересно знать? Не с любого ли на любое?
Прикинув имеющиеся возможности, приходим к выводу, что имеются две характеристики мышления, которыми стоит заняться:
1) задействованность мышления в одной или нескольких субъектных вселенных. Данному вопросу была посвящена предыдущая статья: мысль, обреченная на существование в одной субъектной вселенной, не позволяет осуществлять коммуникацию между людьми, и напротив, мысль, вышедшая за рамки субъектной вселенной, превращается в речь;
2) участие в мысли идентификатора субъекта, а возможно, и нескольких идентификаторов субъекта. Согласно нашей договоренности, человеческая речь означает участие в одной мысли сразу нескольких идентификаторов субъекта, но кому в таком случае она принадлежит: тому ли, кто говорит, или тому, кто слушает?
Речь пойдет ни много, ни мало о безличности мышления.
В самом деле, если одна мысль охватывает сразу несколько идентификаторов субъекта, не значит ли это, что она в равной степени принадлежит обоим субъектам? Можно пойти дальше, поставить вопрос шире: существуют ли такие мысли, которые не принадлежат ни одному субъекту? Почему бы нет? Если мысль способна принадлежать одному или нескольким субъектам, тогда, возможно, она способна и никому не принадлежать: витать в собственном бессубъектном пространстве – так сказать, в свободном парении, – и радоваться наступившей вольной жизни, как вылетевшая из клетки пташка. При этом мысли никто не мешает перебираться из одной субъектной вселенной в другую: если она осуществляет переход, принадлежа какому-либо субъекту или субъектам, отчего бы не сделать это по собственной инициативе? Мысли в таком случае оказываются чем-то вроде порхающих по веткам разноцветных птичек, за которыми гоняются с сачками седовласые ученые. Поймав ту или другую пичугу, такой седовласый ученый рассматривает ее сквозь пенсне и огорченно вздыхает: «Нет, эта мысль далеко не нова, ее однажды уже высказывал профессор Имярек в научном журнале… дай Бог памяти…». Но если пойманная мысль оказывается оригинальной – такой, которой до седовласого ученого никому не удавалось уловить, счастливчик приобщает ее к своей коллекции и бежит хвастаться таким же седовласым и седобородым товарищам по науке.
Не исключено, что так оно и есть в действительности.
Что мы знаем о мысли, в конце концов?! То что она – прыжок с одного значения или отношения на другое и имеет определенную, в смысле не бесконечную, длину. Но откуда мысль берет начало, обязательно с идентификатора субъекта или с любого произвольного значения? Впрочем, это не существенно, ведь произвольное значение всегда принадлежит какой-то записи, у которой имеется идентификатор субъекта. С этой стороны любая мысль принадлежит первоначально какому-либо субъекту, хотя не каждый субъект осознает принадлежность данной мысли себе.
В этой связи любопытно посоображать, имеются ли мысли, а если имеются, то какие, у безличного субъекта – окружающей нас природы? Если мысль не обязательно берет начало от идентификатора субъекта, значит, мыслить способна и не обладающая идентификатором субъекта безличная среда, вот я и интересуюсь, какие у этой безличной среды могут быть индивидуальные мысли.
Если мысль способна перепрыгивать из одной субъектной вселенной в другую – а то, что она способна, сомневаться не приходится, в противном случае вы были бы не в состоянии понимать сочиненный мной текст, – тогда мысль способна перепрыгивать из одной субъектной вселенной в другую, в некотором смысле слова независимо от человеческой воли. Символ оказывается не результатом договоренности между людьми, а обыкновенным используемым людьми отношением. Не люди договорились, что буквенное начертание «доктор» будет означать эскулапа, а люди так часто тыкали пальцем в эскулапа, повторяя «доктор, доктор», что отношение само приобрело в мироздании устойчивый характер – так сказать, самозафиксировалось и начало собственное существование, – в результате чего мысли приобрели способность перепрыгивать по данному устойчивому отношению из одной субъектной вселенной в другую. В этом случае надпись на абсолютно незнакомом для нас языке – не просто узор, а полноценный символ, ничуть не менее реальный, чем символы, свободно расшифровываемые нами и используемые в обыденной жизни. Все бы ничего, но окружающая действительность приобретает тогда символический характер. Кто поручится, что очертания материков, или движения небесных светил, или звездное небо не являются символами, хотя и не поддающимися расшифровке слабым человеческим умишком?
Если мышление – специфически организованная локальная в глобальной информационной системе мироздания база данных, почему бы ее записям не обладать особыми свойствами? При регистрации объектов материального мира – вещей – обозначение записи идентификатором субъекта необходимо, данный вопрос рассматривался ранее, но того же нельзя заключить о регистрации мыслей. Получается, что утверждение о безличности человеческого мышления не только притягательно, но у него имеется весомая научная составляющая. За удачными мыслями стоит гоняться подобно седовласому ученому с сачком для ловли пичужек.
Полагаю, меньше всего утверждению о безличности мышления удивится писатели. Им-то отлично известно, что новая мысль – предощущение какой-то значительной, вместе с теми абсолютно конкретной идеи – накрывает все человечество мигом, как колпаком, словно данную мысль кто-то впрыскивает в земную атмосферу. Все человечество поводит носом и волнуется, но, конечно, облечь предощущение в четкие научные, литературные или иные формулировки удается людям, обладающим повышенной мозговой чувствительностью. Этих людей с повышенной чувствительностью называют впоследствии учеными, изобретателями, писателями, композиторами или художниками. |
В силу своей синтетичности экаунтология трактует многие неожиданные для учетной дисциплины вопросы, в том числе свободу воли. Давайте посмотрим, как ей это удается.
***
Что такое свобода воли, понимает каждый. Любой из нас обладает телом и, если только не парализован, способен по своему желанию пойти налево или направо, повернуть голову в ту или иную сторону, пошевелить одним или другим пальцем и т.п. Данная способность к совершению поступков называется свободой воли. Хотя способности человека ограничены физическими законами: к примеру, мы не способны летать без известных механических приспособлений, хотя бы на то и было наше желание, и ко многому другому также не способны. Но в том, что не противоречит законам физики, природа предоставляет человеку возможность действовать по собственному усмотрению.
А теперь - сюжет для второсортной фантастической повести. С небес на землю спускается космический пришелец, впрочем весьма добродушный и неотвратительного вида, и начинает запросто общаться с людьми. То есть люди спрашивают его о чем-то, и пришелец разумно и в живописных подробностях отвечает на вопрос, и сам в свою очередь задает землянам интересующие его вопросы, ожидая честных ответов. Обладает ли названный пришелец свободой воли? Всем ясно, что обладает, несмотря на свою нечеловеческую сущность. Но в окончании фантастической повести выясняется, что с оценкой свободы воли, присущей пришельцу, люди поторопились. Оказывается, пришелец был не живым существом, как первоначально предполагалось, а обыкновенным роботом, обладающим искусственным интеллектом или того хуже – управляемым хитроумными хозяевами из глубин дальнего космоса в режиме on-line. Полное уныние и разочарование: ведь это не живое существо, следовательно не обладающее свободой воли, следовательно не представляющее особого интереса, кроме чисто технического. Пришелец – всего лишь двигающийся радиопередатчик, заброшенный на землю по-прежнему далекими и недоступными инопланетянами.
Спрашивается, почему робот первоначально был воспринят людьми в качестве живого существа? Потому что люди не подозревали, что роботом управляет либо искусственный интеллект, либо непосредственно живое существо, которое тем самым и является обладателем свободной воли. Это и есть ответ на вопрос, что такое свобода воли.
Экаунтология учит, что мироздание имеет информационную природу. Если обратиться конкретно к человеку, то человек представляет собой единство двух баз данных, в которых регистрируются различные сущности. Что это за сущности, догадаться легко: с одной стороны – материальное, с другой – интеллектуальное. В первой базе данных регистрируются вещи, составляющие материальный мир, во второй базе данных – ссылки на эти вещи и отношения между вещами, составляющие человеческое мышление. Что такое ссылки и отношения, в рамках настоящей краткой статьи объяснять нет необходимости, достаточно сказать, что объекты первой и второй баз данных соотносятся между собой приблизительно так же, как друг и дружба, враг и враждебность, любимая и любовь и т.д. – иначе говоря, как материальные объекты и абстрактные понятия. Эти понятия попросту между собой не пересекаются – вероятно, по этой причине и учитываются в разных базах данных, которые допустимо воспринимать как одну базу, разделенную на две не сообщающихся между собой части.
От этих двух баз данных – материальной и интеллектуальной – и берется ощущение свободы воли.
Человек способен пойти налево или направо, повернуть голову в ту или иную сторону, пошевелить тем или иным пальцем, но в каком мире он идет налево или направо, поворачивает голову и шевелит пальцем? В материальном, безусловно. А воспринимает он названные движения совершенно из другого мира, то есть другой базы данных – интеллектуальной: как бы со стороны. Если же человек попробует утвердить столь для него безусловную свободу своей воли для интеллектуальной базы данных, то окажется: свобода уже та такая очевидная, как раньше. Разве можно быть уверенным в том, что твоя мысль вызвана твоей волей, а не чем-то случайным и посторонним, ассоциацией с какой-нибудь случайно увиденной вещью, к примеру?
Вспомните один из рассказов Конан Дойля. Гениальный сыщик Шерлок Холмс угадывает мысли своего простодушного напарника доктора Ватсона. Каким образом? По выражению его лица. Доктор Ватсон смотрит на прохожего, и мысли его принимают определенный оборот, затем автоматически переключаются на смежную тему, затем на другую смежную тему, и так далее в определенной последовательности. Прозорливость Шерлока Холмса состоит в том, что он способен проследить цепочки мыслей и предсказать конечный результат, то есть конечную мысль напарника. Наблюдается ли здесь свобода воли? Как будто нет. Мысли доктора Ватсона направляются в ту или иную сторону вовсе не силой человеческой воли, в соответствии с осознанным желанием субъекта, а строго закономерным образом, в зависимости от его психических свойств, также в зависимости от сферы материального, которую сфера интеллектуального вроде бы частично контролирует. Утверждать свободу воли в сфере интеллектуального оказывается совершенно невозможным.
Этого и следовало ожидать: для оценки свободы человеческой воли в сфере интеллектуального, необходимо наблюдать за сферой интеллектуального со стороны, а это человеку недоступно. Человек существует в двух ипостасях – материальной и интеллектуальной – и поскольку мыслит, находясь в своей интеллектуальной ипостаси, то способен определять свободу своих действий лишь в сфере материального, но не интеллектуального. Нет у человека третьей точки для наблюдения за двумя предшествующими. Можно, разумеется, наблюдать за другими людьми и выносить суждения о свободе их мышления, но кто подтвердит свободу собственных мыслей? Тем более никто не подтвердит свободу интеллектуальной деятельности всего человечества.
Человек – тот же космический пришелец, прилетевший на Землю для ведения с землянами умных переговоров и в конце концов оказавшийся механической игрушкой. Определить, кем на самом деле является данное существо, смогли лишь сторонние наблюдатели, за счет своей отстраненности от наблюдаемого объекта, но этого не мог проделать несчастный робот. Робот, как мы много раз наблюдали в прозорливой фантастике, может сколько угодно твердить: «Я разумен, я разумен, я разумен…», – но никого в этом не убедит, поскольку лишь сторонним наблюдателям видно, кто на самом деле вкладывает в его уста произносимые фразы. Никто не сможет взглянуть на себя со стороны. Строго говоря, управляющие роботом инопланетяне сами могли оказаться механическими игрушками, которыми кто-то управляет в свою очередь, а новыми хозяевами тоже мог кто-то управлять, и т.д.
Вместе с тем экаунтология не утверждает, что люди – управляемые извне роботы. Космический пришелец мог оказаться тем, кем поначалу казался: разумным, обладающим свободой воли существом – другое дело, что сам робот установить свою природу доподлинно никогда не сможет, по естественным природным причинам. Таким образом, вопрос о том, обладает ли человек свободой воли, является трансцендентным, иначе говоря не решаемым, относящимся к области непознаваемого. В сфере материального невозможно отрицать свободу человеческой воли, ограничиваемую действующими в мироздании законами физики, а вот в сфере интеллектуального – увы, любые утверждения на эту тему беспочвенны. |
У просто мышления – так сказать, внутреннего, – имеется немаловажное отличие от мышления с использованием символов, то есть человеческой речи: последняя позволяет врать.
Как работает мышление? Я объяснял, как: посредством прыжков с одного значения или отношения на другое. Сбои – прыжки по запрещенным правилам, не в соответствии с указаниями Создателя, – при этом невозможны, то есть при нормальном функционировании мозга их незачем предполагать: это процесс чисто физиологический, а для экаунтологии – информационный.
А как работает человеческая речь? Мысль прыгает по символам, значения которых, как предполагается по умолчанию, устанавливаются людьми, исходя из присущей им свободы воли. Это означает, что, устанавливая для символа те или иные значения, люди направляют мысль в том или ином направлении, по сути манипулируют мыслями за счет придания символам того или иного содержательного оттенка, вроде того как художник может нарисовать доброго индейца, а может злого, с перекошенным выражением лица. Если на всех картинках индейцы будут с перекошенным выражением лица, рано или поздно индейцы начнут отождествляться с дегенератами – произойдет придание символу смыслового оттенка, которого в действительности, быть может, и нет.
Из сказанного следует, что врать возможно лишь посредством речи, но никак не «внутреннего» мышления. «Внутреннее» мышление, если не оперирует символами, не врет никогда, в то время как человеческая речь слишком часто оказывается лукавой или лживой. Желая выяснить истину, человек мыслит «внутренне», а желая одурманить себя, произносит слова, желательно чужие, вслух и сообща. Отсюда вывод: речью надо пользоваться пореже – или подвергнуть лексикон пристрастному анализу, с тем чтобы искоренить из него термины с искаженным смыслом, не соответствующие окружающей нас реальности. |
Рядовой вопрос для экаунтологии.
Поскольку каждый объект регистрируется в индивидуальном порядке, никаким количеством он не обладает. Вложенностью (составными частями) и вещественностью (элементарными веществами, составившими неоднородное вещество) – да, может обладать, но только не количеством. Куча кирпичей для экаунтологии – совокупность отдельных объектов либо единый объект, состоящий из некоторых частей, только не куча кирпичей в количестве 300 штук или весом 1 тонну.
Что же такое количество, с заявленной номиналистской позиции? Абстракция, как и все нематериальное в нашем подлунном мире – говоря языком экаунтологии, отношение, характеризующее число выбранных элементов информационной системы. К примеру, из нескольких разноцветных объектов выбраны объекты только зеленого цвета: 2 зеленых объекта – это и есть количество, безусловное отношение между объектами мироздания, в данном случае установленное по критерию совпадения их свойств.
Вопросик-то несложен, но сложно при этом не заметить специфики, делающей его не таким уж и рядовым, каким он поначалу кажется. Отношения между объектами и их признаками бинарны: они всегда либо «да», либо «нет», третьего здесь не дано – но откуда в таком случае берется число, вообще числовой ряд? Как можно догадаться, из той же бинарности, обозначающей число циклов сравнений (по сути, полученных результатов, так как при выборке цикл действует следующим образом: если имеются еще элементы с искомым значением, запускается новый цикл, в противном случае выборка прекращается). Этим результат выборки числового формата в корне отличается от прочих результатов, представляющих собой отношение нечислового формата.
Возможность получить в качестве отношения число косвенно свидетельствует о том, что число имманентно объектности. Объект – это всегда единица, и если другой объект тоже представляет собой единицу, то отношение, на одном крае которого находятся оба объекта, дает двойку, а через нее тем же порядком – весь числовой ряд.
Все-таки мы принадлежим нашему информационному мирозданию со всеми потрохами: определить количество как-то иначе, чем число – как ни старайся, хоть головой о стену бейся, – не удается! |
Уточним понятие массы.
С числовыми показателями в информационном мироздании обстоит туго, поскольку все эти показатели должны либо выводиться непосредственно из объектности, либо представлять собой отношения между объектами, устанавливаемые Создателем в виде законов природы. Помните, что я говорил о времени, которое определяется циклическим движением небесных светил и ничем больше? Приблизительно то же можно сказать о массе объектов, с одной стороны, являющейся базовым измерителем для объектов привычного нам окружающего мира, а с другой стороны – физической величиной, навязанной человечеству несколько произвольно, подобно тому как бессовестная продавщица навязывает покупателю устаревший товар.
Ну что такое масса, в самом деле?! Для физиков… Хотя какой нормальный человек разберет, что думают о массе представители физической науки?! Если верить общедоступным источникам, излагающим понятие в научно-популярной и наверняка неточной манере, имеется несколько концепций массы, первоначальная из которых определяла массу как количество вещества в объекте. Насколько я понимаю, этим утверждением древние физики предполагали существование элементарных частиц, число которых в измеряемом объекте и определяло его массу. Экаунтология, оперирующая понятиями дифференциации и интеграции, пропагандирует несколько иной, хотя родственный в основных чертах научный подход. С ее точки зрения, неправомерно говорить, что каждый объект действительно состоит из элементарных частиц: нет, каждый объект способен дифференцировать на более мелкие части, однако возможности дифференциации не бесконечны. Существует искусственно – в том смысле, что его могло и не быть – установленный предел дифференциации, за которым возможности разделения объектов исчерпываются. Кем такой предел установлен, напоминать не нужно: разумеется, Создателем, который только и определяет последовательность происходящих с объектами нашего мироздания пертурбаций. Таким образом масса объектов в самом деле определяется числом элементарных объектов в информационной системе – только не обязательно реально существующих объектов (хотя и такое представимо), а потенциально возможных. Если объект может быть поделен на 100 частей, его масса составляет 100 единиц, каждая из которых есть числовое выражение одного элементарного объекта.
Удивительно, однако, не это, а то, каким образом и с какой стати данная потенциальная величина находит проявление в окружающей нас реальности. Отчего, в самом деле, масса объекта – как мы договорились, способность объекта разделяться на определенное количество частей, – так сильно и безоговорочно сказывается на нашей повседневности? Взаимодействие с объектами разной массы имеет для нас разные последствия: если встреченную на нашем пути пушинку мы не замечаем, еловую ветку легко отодвигаем рукой, то взаимодействие со свалившимся на голову бревном заканчивается для нее плачевно. А почему, собственно? Что нам с того, что пушинку – конечно, если наши предыдущие рассуждения верны, – мы можем поделить на n-ное количество частей, а бревно на 1000000n-ное?!
Понятно, что в случае с бревном, так некстати свалившимся на нашу голову, мы страдаем случайно, ввиду действия природных законов, единых и бесстрастных в своих проявлениях ко всем объектам информационного мироздания? Но зачем Создателю это понадобилось, вот в чем вопрос?! Допустим, один объект возможно разделить на 10 частей, а другой на 20 частей – хорошо, принимаем к сведению и не имеем возражений. Но с какого будуна названные объекты, будучи положены на весы, уравновешиваются лишь в том случае, если на левую чашечку положить два первых объекта, а на правую – один второй? То, что первые объекты вдвое легче второго и именно поэтому уравновешивают чашечки – это следствие данного природного феномена, того, что мы знаем об упомянутом феномене и потому полагаем первые объекты более легкими, чем второй, вовсе не причина.
Видимой онтологической причины того, что чашечки весов уравновешиваются, если на них положить объекты, которые потенциально возможно разделить на равное число частей, нет никакой – когда начинаешь задумываться, то приходишь к такому выводу. Тем не менее чашечки уравновешиваются, что свидетельствует: так имеет место быть. Записи в информационной таблице мироздания следуют одна за другой таким образом, что позволяют посредством взвешивания сравнивать объекты на предмет их потенциальной (или уже реализованной, все равно) делимости. Только не говорите, что это случайно. Экаунтология исходит из неслучайности и рациональности устройства мироздания: в мироздании нет ничего случайного, а есть неизбежное и частично трансцендентное – но иногда и вполне познаваемое, конечно. В этой связи не вправе ли мы предположить, что такой замечательный механический прибор как весы даден человечеству для вполне конкретной цели – измерения степени потенциальной делимости объектов? Именно так и не иначе: делимость объектов была намеренно ограничена Создателем нашего мироздания, по каким-то причинам данный онтологический факт потребовалось довести до сведения человечества, для чего законы природы были организованы таким образом, что сравнительная делимость нашла наглядное выражение в отношениях между объектами, в частности положенными на противоположные чашечки весов.
Как размеренные движения небесных светил были организованы для того, чтобы человек изредка посматривал на часы и восклицал: «Ах, черт, уже пол-девятого! Опаздываю на совещание», – точно так и колебания стрелки весов были организованы таким образом, чтобы продавщица продуктового магазина, подкрутив потайной винтик внутри, могла регулировать объемы приносимых домой сумок. В информационном мироздании ничего не делается спроста – все с какой-то целью, а с какой, об этом лучше спросить у его Создателя. Если Создатель не сочтет нужным вам ответить, попробуйте догадаться по устройству самого информационного мироздания, частью которого мы с вами являемся. |
В прошлой беседе мы столкнулись с тем феноменом, что масса находит проявление в обыденной жизни без каких-то достаточных онтологических оснований, как бы по собственному желанию, не вынужденно, просто проявляется – и все, хотя прекрасно могла бы никак себя не проявлять. Осознав данный факт, мы решили отнести его на счет телеологии (учения о целях, преследуемых кем-либо в своей деятельности), то есть признать не онтологическим, а телеологическим (целевым).
Это общий подход моей дисциплины к подобным, не имеющим бытийного обоснования эффектам. Часть окружающих нас феноменов имеет онтологическое, выводимое из понятие объектности объяснение: нулевой объект, субъект, свойства объектов и многие другие. Данные феномены – способ нашего существования, вшитый в человека намертво, так что не оторвешь. Попробуйте помыслить не нечто, то есть объект, а что-нибудь вообще, расплывчато-необъектное – я посмеюсь над вашими тщетными попытками. Вместе с тем часть окружающих нас феноменов – например, время, – онтологического объяснения не находит. Небесные светила двигаются определенным циклическим образом, но вполне могли бы двигаться иначе – почему так происходит, внятно объяснить никто не может, во всяком случае я в подобном движении светил никакой связи с аксиоматической для экаунтологии объектностью не усматриваю. Поэтому ставлю вопрос так: если дело обстоит как здесь сказано, если к онтологии это никаким боком не относится, не связано ли «необъяснимо устойчивое» движение светил с целевыми установками Создателя нашего мироздания? Зачем ему это понадобилось?
Рассуждения в телеологическом духе оказываются продуктивными.
Ну что может быть за внутреннее устройство без целевого назначения? Не более чем жалкий пшик, совершенная бессмыслица. Представьте, что в далеком космосе обнаружен механизм инопланетного происхождения. Наши ученые, потирая от нетерпения руки, приступают к его разборке и что обнаруживают? Переплетение каких-нибудь инопланетных проводов, тумблеров и счетчиков. Предположим, вся механическая начинка загадочного прибора описана и запротоколирована, и что дальше? А ничего: пока земным ученым не удастся догадаться о назначении данного прибора – по его механической начинке, или по аналогии с похожим земным механизмом, или как-то иначе, – означенный прибор инопланетного происхождения будет представлять лишь номинальный интерес. Получается, что на первом месте при изучении неизвестного прибора находится не его внутреннее устройство – не как данный прибор сделан и на основе каких принципов действует, – а его назначение, то есть телеологический фактор. Вот когда с назначением прибора будет полная ясность, тогда в спокойной обстановке можно будет посоображать, насколько удачно исходя из имеющихся технологий, потрудились инопланетные инженеры: все ли они сделали рационально, не допустили ли ошибок на стадии проектирования, насколько прибор оказался функциональным для имеющихся в инопланетном мире условий, и т.п.
Телеология – фактор, которым с маниакальной настойчивостью пренебрегает физика. Для физиков главное понять, как мироздание устроено, а все остальное не имеет значения. Это все равно что пытаться разобраться с устройством механизма, не понимая, для чего данный механизм предназначен. Протон крутится вокруг электрона, или электрон крутится вокруг протона, а зачем? Или он не может не крутиться по некоторым имманентным устройству самого мироздания причинам, либо мироздание намеренно устроено таким образом, но в этом случае исследования приобретают выраженный телеологический оттенок: ученые начинают допытываться, каким образом решаемые задачи определили механизм их решения.
Разве не очевидно, что изобретатель любого прибора исходит в своей деятельности из двух последовательно действующих факторов:
1) стоящих перед изобретателем целей;
2) имеющихся у него технологических возможностей.
Нет вопроса, какой из названных факторов, первый или второй, больше влияет на конечный результат. Разумеется, первый! Технологические возможности, которыми располагает изобретатель, сегодня одни, а завтра другие, но цели-то конструирования – исходя из текущего момента, по крайней мере, – всегда одни и те же, статичные, и являющиеся тем лакомым куском, ради которого совершается изобретение! Следовательно, если на конечную конструкцию прибора более влияет его назначение, нежели конкретный способ воплощения, то и изучать в первую очередь необходимо назначение прибора, а уж во вторую – способ воплощения. Но конечно, если назначение исследуемого прибора неизвестно, возможно обратное: на основе его внутреннего устройства догадаться о назначении.
Нет никаких оснований полагать, что Создатель нашего информационного мироздания действовал в своей изобретательской деятельности иначе, чем любой земной изобретатель при конструировании зажигалки или газонокосилки: на первом месте перед Создателем, как и любым другим изобретателем, стояло достижение цели и лишь на последующем – способы ее воплощения в желаемый результат. По моему мнению и соответственно мнению моей экаунтологии, способом воплощения информационного мироздания в бытие стала объектность. Но многое в устройстве конструируемого мироздания было обусловлено не объектностью, а телеологией – целями, которые Создатель преследовал в своей кропотливой работе. Постигнуть цели, стоящие перед Создателем, значит постигнуть мироздание – окончательно постигнуть, насколько это вообще возможно для разумного существа, являющегося частью познаваемого им окружения. Именно этим, в отличие от физики, которая останавливается на онтологическом устройстве мироздания и знать больше ничего не хочет, занимается экаунтология в следующем разделе после онтологического – экономическом.
Но экономика – это, как пишут в окончании сентиментальных повестей, совсем другая история. |
Давайте прикинем, согласуется ли с постулатами экаунтологии – а если да, то каким образом, – теория эволюции.
Почему нет, собственно?
Да, экаунтология исходит из того, что наше мироздание было создано (это в самом деле сложно отрицать, не правда ли?), а если создано, значит, создано кем-то, кого экаунтология по сложившейся традиции величает Создателем. Однако креационизм не отрицает эволюционных процессов. Мироздание было создано, но впоследствии развивалось, что не менее сложно отрицать, чем сотворение мироздания, поскольку мироздание развивается и посейчас.
Ответив положительно на вопрос о наличии эволюции, перехожу к ее содержанию, и тут начинается самое любопытное.
Обычно эволюция понимается односторонне: относительно неживой материи – это выдуманный физиками «большой взрыв», после которого материя якобы разлетелась по разным углам, образовав со временем галактические миры со всякими там звездными скоплениями и планетными системами, а относительно живой материи – нудное дарвиновское биологическое выживание и самосовершенствование видов. Это взгляды на эволюцию физики и биологии, пусть и изложенные в утрированном пересказе, вместе с тем лаконично передающие суть дела.
У экаунтологии свой взгляд на эволюцию, обусловленный ее информационным подходом к окружающей действительности.
Как может эволюционировать материя с точки зрения экаунтологии? Очень однообразно, ведь возможности ее саморазвития ограничены типами происходящих в реальности событий. Объект способен дифференцировать, объекты способны интегрировать, объект способен изменять свойства (вариант, лежащий посередине между дифференциацией и интеграцией) – перечисленными возможностями преобразование материального мира ограничивается. Что именно возникает в результате дифференциации или интеграции объектов – вопрос, согласитесь, не первостепенный: что бы ни возникало, это будет изменением вполне ожидаемым, с точки зрения информационного подхода заурядным, не могущим приобрести какое-то новое качественное значение, как это предполагается переходом с одной эволюционной ступени на другую. Объекты окружающей нас реальности – кубики из детского конструктора, которые можно разделять на более мелкие кубики или объединять в более крупные кубики, но добиться нового качества не так-то просто.
Когда возникнет новое качество? Не раньше, чем новое качество приобретут кубики из детского конструктора – сам строительный материал. Применительно к информационному мирозданию это означает, что эволюционные возможности скрыты не в полученном результате, а в потенциальных возможностях получить тот или иной результат, что обусловливается структурой баз данных, наше информационное мироздание составляющих. Я имею в виду, что Создатель развивает мироздание не посредством дифференциации-интеграции, приделывая рыбам ноги и пуская их погулять по суше, как это полагают представители биологических дисциплин, а посредством изменения структуры информационного мироздания, вследствие чего рыбы получают такие возможности, о которых раньше не мечтали. Но получают не в готовом виде, естественно, а путем продолжающихся во времени экспериментов, составляющих эволюцию в ее стандартном биологическом представлении.
Давайте вообразим, как эволюционировало мироздание с точки зрения экаунтологии.
Что касается первичного акта зарождения, тут разногласий быть не может: мироздание в виде первого зарегистрированного в нем объекта взяло начало от нулевого объекта. Первый объект принялся делиться, то есть дифференцировать, в результате чего окружающий мир приобрел приятное разнообразие.
Пока делился первый объект, необходимости в обозначении объектной цепочки не было – объектная цепочка была одна, – потому первый в мироздании субъект имел безличный характер. Первым субъектом, как я объяснял ранее, была окружающая нас безличная природа.
Интересный в связи с этим вопрос, какими признаками характеризовался односубъектно-безличный мир. Мы помним, что объекты (субъекты) обозначаются идентификаторами, а характеризуются признаками. Представлять тогдашний начальный мир в качестве сталкивающихся светил, перетекающих друг в друга черных дыр и кипящей лавы, извергающейся из недр новообразованных планет, чем грешат современные научно-популярные фильмы, конечно, весьма притягательно, но вряд ли соответствует реалиям того исторического периода. Если Создатель творил мироздание последовательно – а именно это предполагает понятие эволюции, – то творил он его последовательно в том смысле, что приделывал к информационной системе мироздания все новые и новые атрибуты либо менял положение ранее приделанных атрибутов, поступая ровно так, как любой проектировщик баз данных.
Подумаем сообща, какие атрибуты из составляющих нынешнюю информационную систему нашего мироздания существовали в то время.
Какие вообще атрибуты составляют мироздание? Я отвечал – идентификаторы объекта и субъекта, также признаки объекта и субъекта, в составе:
-
признаки объекта: зрение, слух, обоняние,
-
признаки субъекта: осязание, вкус.
Идентификаторы нас не интересуют – понятно, что на этапе безличного мироздания использовались лишь идентификаторы объектов, – но признаки?.. объектов, естественно, потому что признакам субъектов нечего было характеризовать... Если признаки объектов использовались не все, какой из них более подходит на роль пра-признака, древнейшего в информационной системе мироздания? Если такового не найдется, придется признать, что Создателем был использован признак, до наших времен не сохранившийся, утерянный человечеством в ходе длительной эволюции – что вполне допустимо, хотя для нас нежелательно, поскольку не позволяет отследить эволюцию с момента сотворения мира.
По счастью, подходящий признак объекта находится: это обоняние.
Удивительный выбор, не правда ли? Зрение и слух не подходят по причинам, о которых будет сообщено ниже, а вот обоняние – ощущение, для человека одно из самых малозначащих, почти атавистических, – на роль пра-признака годится идеально. Обоняние потому ведь и атавистическое, что утеряло свое первоначальную роль давным-давно, превратившись из многоцелевого органа в орган специальный, узкого назначения: служить для кулинарных, ну может еще санитарных целей. А для чего еще обоняние нужно, не подскажете?
Если Создатель в качестве пра-признака объекта действительно использовал обоняние, тот только что зародившийся мир был воистину странным! Не было ни сталкивающихся светил, ни перетекающих друг в друга черных дыр, ни кипящей лавы, извергающейся из недр новообразованных планет – были одни запахи, хотя у безличного мироздания не было носа, чтобы к ним принюхаться, также мозгов, в которых могла бы возникнуть мысль, что бы это значило, не говоря уже о собеседнике, с которым можно было бы поделиться наболевшим. Ничего не было, кроме запахов, исправно служивших для характеристики объектов безличного информационного мироздания.
Так продолжалось недолго. С образованием из нулевого объекта новых объектных цепочек возникла необходимость как-то новые объектные цепочки обозначать, для чего Создатель вынужден был ввести в информационную систему мироздания новые атрибуты:
Поначалу признак был в единственном числе, вероятно. Какой программист станет добавлять в базу данных лишние, обреченные на бездействие атрибуты?! Нет, атрибуты в информационную систему добавляются в случае необходимости, когда это действительно необходимо, не по произвольной прихоти.
Введенным в систему признаком субъекта оказался, как можно предположить, вкус:
- во-первых, вкус наиболее близок к обонянию: логично посчитать, что первоначально при проектировании нашего мироздания Создатель пытался обойтись минимальными, простейшими средствами, лишь по мере возникновения препятствий к исполнению своих замыслов усложняя и усложняя конструкцию;
- во-вторых, в сравнении с осязанием вкус менее функционален – следовательно, более древнего возраста. Покажите мне новейшее благоприобретенное и при этом нефункциональное свойство, и я признаю свою ошибку!
В итоге нововведения безличное мироздание превратилось в личное, при этом объекты характеризовались запахами, а субъекты – вкусовыми ощущениями. В мироздании появились субъекты! Понятия не имею, как они выглядели – пускай над этой загадкой бьются биологи. Мне это глубоко не интересно, ведь возможности складывания из кубиков детского конструктора каких-то фигурок всегда ограничены: можно приделать корове крылья бабочки и ноги бегемота, но принципиально вывернуться наизнанку не получится. Насколько можно судить по доказательствам эволюции, предъявляемым биологами, природа именно тем в дальнейшем и занималась, что самым незамысловатым образом экспериментировала: сначала объединила живые клетки в один симбиотический организм, затем посредством поглощения одним идентификатором субъекта другого получила единый организм, который начал катастрофически разрастаться, приобретая все новые и новые целевые органы, затем начались эксперименты с набором органов, размерами и средой обитания. И так далее и тому подобное. Легко же создавать новое, комбинируя старым, когда тебе дадены соответствующие полномочия и возможности!
Однако цели, стоящие перед Создателем, еще не были достигнуты – я сужу об этом не на основании доверительного разговора с упомянутым гражданином, а исходя из того общепризнанного факта, что продолжение эволюции свидетельствует о недостижении конечного замысла. Будь замысел достигнут, стал бы Создатель и дальше вводить в сотворенную им информационную систему другие атрибуты, как будто занятий поинтересней, чем корпеть над нашим несовершенным мирозданием, у него не было!
Недовольный результатами, Создатель продолжил творческую работу в направлении усложнения системы и ввел в базу данных новые атрибуты: характеризующие объекты и субъекты признаки. Добавленными на этом этапе стали зрение и осязание.
Атрибуты добавлялись Создателем нашего мироздания последовательно, вследствие чего многих древние субъекты – древние организмы, говоря языком биологии, – приходилось отбраковывать. Когда проектировщик добавляет в действующую базу данных новый атрибут, то объекты, ранее зарегистрированные в этой базе данных, получают по новому атрибуту нулевое значение. Очевидно, что не все объекты приобретут значения по данному атрибуту в дальнейшем. Объекты, которые не смогут приобретать значения по атрибуту – организмы, подлежащие эволюционной отбраковке, и наоборот: объекты, приобретающие значения по данному атрибуту – продолжающие эволюционировать организмы. Если окружающая среда требует от организма какого-то нового свойства – скажем, способности видеть в инфракрасном диапазоне, – очевидно, что выживут особи, в наибольшей степени обладающие данной способностью, с точки зрения информатики: могущие приобретать значения по новому атрибуту. А те, кто не способен различать очертания в ночной темноте – извините, обречен на гибель. На этом научном основании строится дарвиновский естественный отбор, насколько я понимаю.
Когда Создатель ввел в информационную систему мироздания новые атрибуты – зрение и осязание, – некоторые организмы перестроились и смогли эволюционировать далее, а некоторые не смогли, оставшись на достигнутом уровне. Это объясняет, почему данные организмы ныне не эволюционируют: именно потому, что однажды упустили свой шанс, в результате чего их развитие утеряло в глазах Создателя какой бы то ни было смысл, стало бесперспективным. А как поступают с бесперспективными проектами? Не обязательно разрушают – просто оставляют ржаветь на открытом воздухе без присмотра. Так поступил Создатель с организмами, которым оказалось невозможным приделать зрение и осязание; остальные же существа, благополучно данный этап эволюции миновавшие, развивались дальше.
Что названные счастливчики приобрели с получением зрения и осязания? То, что отличает зрение и осязание от приделанных ранее вкуса и обоняния, конечно же – в первую очередь трехмерность. Не могу сказать, почему вкус и обоняние не позволяли добиться надлежащей трехмерности окружающего мира –идентификаторы, задающие трехмерность с точки зрения экаунтологии, были вроде теми же самыми, но факт остается фактом: лишь с приобретением зрения и осязания человеческий мир приобрел привычную глубину. А прежде он был как минимум двухмерным, возможно и вовсе одномерным, как о том свидетельствуют наши органы чувств. Попробуйте вообразить трехмерный мир, отталкиваясь от ощущений, задаваемых вкусом и обонянием – ничего не получится. Либо я вместе со своей экаунтологией страшно заблуждаюсь относительно идентификаторов, якобы задающих трехмерность мироздания, либо в этом вопросе многое зависит от признаков, с которыми идентификаторы соседствуют: одни признаки не создают ощущение, другие – создают. Хотите информации от первого лица, обращайтесь к фирме-изготовителю, я же остановлюсь на более милом моему сердцу втором варианте и продолжу.
Добавив своим творениям органы зрения и осязания, Создатель перевел их (творения) на новый качественный уровень, который условно может быть охарактеризован как переход из растительного существования в животное. Фауна отличается от флоры ничем иным, как наличием дополнительных ощущений – по моей версии, зрением и осязанием. А флору, навечно оставшуюся на предыдущей эволюционной ступени, характеризует в таком случае вкус и обоняние. Правда, видимых чувствительных органов вкуса и обоняния у растений не находится, но органов зрения и осязания, зрения особенно, не находится еще с большей уверенностью, поэтому посчитаем, что растения могут чувствовать вкус (видимо, втягиваемой корнями воды) и обонять. Показательно, что обоняние характеризует объекты, а что нюхают в первую очередь? Правильно, цветы. Запах в качестве характеристики растительного царства весьма зауряден – но это, конечно, более шуточный, чем действительный аргумент в споре о трех пространственных измерениях окружающей нас действительности.
Приобретя зрения и осязания, животные – те объекты, которые смогли интегрировать в себя введенные Создателем атрибуты, – приобрели способность к передвижению, представляющую собой последствие трехмерного восприятия. Растениям, пребывающем в двухмерном (одномерном?) мире просто некуда было передвигаться, как нам незачем передвигаться, скажем, из одного туннеля времени в другой. Но если бы человек начал воспринимать данные туннели времени каким-то новым, внезапно появившимся у него органом восприятия, будьте уверены, поводы для экскурсий нашлись бы в достаточных, и немалых в зависимости от престижности данного мероприятия, количествах!
Однако цели, которые ставил перед собой привередливый Создатель, по-прежнему не были достигнуты: животные не смогли завершить поставленный над мирозданием эксперимент. Тут требовалось что-то более упрямое, непредсказуемое и бесконтрольное – что-то вроде человека мыслящего, как вы уже понимаете. Сказано – сделано: Создатель приступил к внесению в проект необходимых исправлений. Однако исправить недоделки посредство внесения в систему новых характеристик объектов и субъектов не получилось – видимо, технологические возможности, находившиеся в распоряжении Создателя, оказались не безграничны, по причине чего автором был применен оригинальный, дотоле не употреблявшийся при программировании мироздания способ: таблица, в которой регистрировались не объекты, но ссылки – таблица мышления.
Как действует человеческое мышление, я объяснял: мысли прыгают по значениям подобно кузнечикам, хотя каждому из кузнечиков разрешено определенное число прыжков, после чего кузнечик вынужден поискать себе новое место для отталкивания.
С появлением в распоряжении организмов мышления произошел новый эволюционный скачок: организмы, не сумевшие быстро овладеть представившимися по случаю возможностями остановились в развитии, тогда как другие организмы, эволюционируя, сумели с помощью стрелкового, а затем огнестрельного оружия объяснить отстающим всю их историческую неправоту, а заодно разработать дарвиновскую теорию эволюции.
Это был предпоследний этап эволюции, а последним – когда Создатель выяснил, что разумные существа все равно не справляются с возложенными на них задачами, не будучи кооперированы, то есть объединены общей идеей, – стала возможность коммуникации, для чего разумным существам был придан слух. Вообще, с коммуникацией худо-бедно справляется и зрение, но Создатель, по всей видимости, решил перестраховаться и к прежним характеристикам объекта добавил слух. Вероятно, это произошло почти одновременно с созданием таблицы мышления, так что предпоследний и последний этапы эволюции слились в одном праздничном эволюционном акте под названием «Человек, пробудившийся средь окружающей природы и плюющий на нее».
Отличие человека от прочих представителей животного царства, полагаю, не качественное, но количественное. Никаких особых достоинств, которыми не обладали бы так называемые неразумные животные, у человека нет, просто ему повезло ловчее прочих примерить на себе новый костюмчик «существа разумного». Соответственно, весь интерес Создателя как организатора эксперимента сосредоточился на человечестве, а прочей фауне была уготована участь послужить торжествующему человечеству обедом. По уровню развития орангутанг стоит гораздо ближе к человеку, чем к какому-нибудь ракообразному – отсюда лишь вытекает эволюционный характер развития, о чем мы договорились ранее, а качественного перехода как не было, так и нет. С точки зрения качества деревянная палочка, которой орангутанг ковыряет банан, ничем не отличается от бороздящей небесную высь баллистической ракеты – еще погуманистичней будет, вероятно. Но количественные различия между орангутангом и человек – да, они налицо.
Чтобы интегрировать таблицу, в которой регистрируются «материальные» объекты, с таблицей мышления в единое целое – зачем-то Создателю это понадобилось, – пришлось проделать довольно сложный фокус: написать таблицу мышления в таблице объектов, так чтобы первая из названных составила подмножество второй. Возможно вы слышали о такой компьютерной игре «Minecraft». Ее мир состоит из кубиков, из которых сложены вещи, острова, континенты и т.п. Кубики можно переставлять, а также придавать им различные свойства – какие, неважно, потому что суть дела в другом. Пользуясь возможностями программы, один из пользователей составил из кубиков компьютерную программу (то есть компьютерную программу, написанную и действующую в другой компьютерной программе), в которой создал миниатюрный мир «Minecraft»: не острова с континентами, а всего лишь маленькую комнатку, но в точности такую, как если бы она была составлена из первоначальных кубиков. Идея понятна: создать комнату не перестановкой кубиков, что каждому доступно, а написанием из кубиков программы. То же, что одаренный пользователь с компьютерной игрушкой «Minecraft», проделал Создатель с нашим мирозданием – только несколько раньше и в более впечатляющих масштабах. Создатель из объектов одной базы данных, основной, создал дополнительную базу данных – таблицу мышления, – в которой стали регистрироваться ссылки на объекты основной базы данных. Одновременно в основной базе данных были усилены характеристики объектов: она начали характеризоваться слухом, который понадобился для коммуникации между начавшими мыслить субъектами.
Далее шло по накатанной: развитие фауны без качественных изменений, лидерство в эволюционной гонке человека. Которому не следует забывать: не исключены дальнейшие изменения структуры нашего мироздания, после чего человечество разделится на подвиды, одни из которых продолжат эволюционировать, а другие останутся на прежнем уровне развития. Пророческая идей Стругацких относительно появления люденов – не досужий вымысел, а эволюционная реальность, и единственный способ избежать подобного обидного для некоторых размежевания – завершить эксперимент до того момента, как Создатель начнет подумывать: «Чего-то мои микробы плохо размножаются. Не подсыпать ли им из пробирки чего-нибудь стимулирующего?».
Таких приблизительно взглядов на эволюцию придерживается экаунтология. |
Эволюция нами рассмотрена – по крайней мере, стало понятно, каким образом могла зародиться жизнь на Земле, – остановимся теперь на более трепетном и деликатном вопросе, а именно: на вопросе жизни и смерти.
Что такое жизнь? Идентификатор субъекта, которым Создатель нашего мироздания, вынужденно или наоборот в плановом порядке, обозначает берущие начало из нулевого объекта объектные цепочки. А смерть в таком случае? Чтобы ощутить дуновение смерти, предпримем путешествие по жизни, которое неизбежно заканчивается… вы знаете чем.
Итак, сначала образуется и дифференцирует далее безличный субъект – окружающая нас (хотя в момент образования никого не окружающая и не объемлющая) природа. Настает пора зародиться второй объектной цепочке, то есть субъекту, обещающему стать вполне себе личным, так как Создателю необходимо вторую объектную цепочку как-то обозначить. Хорошо, Создатель обозначает цепочку при помощи идентификатора субъекта, и новорожденный субъект (объект, дополнительно обозначенный идентификатором субъекта – объект-субъект, строго говоря) начинает существование. И сразу возникает вопрос: что будет, если этот новорожденный объект-субъект интегрирует с объектом, принадлежащим другой объектной цепочке? Возможно ли такое в принципе?
Да, возможно – отвечаю я.
Правда, отвечаю не слишком уверенно, поскольку сам постулировал необходимость обозначения новых объектных цепочек идентификаторами субъектов следующим образом: мол, нулевой объект имеет неопределенное содержимое, поэтому две части, вытащенные из него в разное время, могут пересекаться непредсказуемым образом. Как же они в таком случае могут интегрировать? Может ли какая-то часть обоих объектов объединиться сама с собой и что за уродец в результате такого объединения получится? Но по размышлении опасения рассеиваются. Если названные пересекающиеся объекты смогли быть одновременно извлечены из неопределенного нулевого объекта, то свободно смогут и интегрировать – при том, что их идентификация никуда не исчезает, а сохраняется. А поскольку идентификация субъектов, то есть их определенность в нашем информационном мироздании, действительно сохраняется, мы может спокойно поведать Urbi et Orbi, что произойдет при интеграции объектов, принадлежащих разным объектным цепочкам.
Два принадлежащих разным цепочкам объекта интегрируют в один составной. Допустим, один из объектов принадлежит безличной цепочке, то есть окружающей природе – рассмотрим пока этот вариант. В структуру база данных нашего мироздания Создателем добавлен атрибут «Идентификатор субъекта», и этот атрибут должен быть заполнен для каждого объекта, хотя бы пустым значением. Каким значением заполняется названный атрибут, если объединяются объекты, у одного из которых значение по нему непустое, а у второго – пустое. Всякое возможно, конечно же, но более естественным в такой ситуации представляется заполнение значения составного объекта непустым значением. Что это значит с обыденной точки зрения? Лишь то, что живое существо поглотило неживую материю. Неживая материя некоторым образом стала живой – не в смысле мультипликационного оживляжа, разумеется, а в том информационном смысле, что неживая материя стала частью субъекта. Собственно, никакой живой или неживой материи с точки зрения экаунтологии не существует: даже тот первоначальный объект, который образуется из нулевого и первым получает от Создателя идентификатор, является «живым» лишь благодаря идентификатору субъекта, а также характеризующим субъект признакам, но никак не благодаря идентификатору объекта и его признакам, которые ничем не отличаются от аналогичных информационных элементов безличного субъекта. Таким образом, одушевленное существо вполне способно иметь в своем составе неживую материю. Когда вы смотрите на свои руки и ноги, разве у вас не возникает ощущение, что ваше собственное «я», именуемое обычно душой, находится не в руках или ногах, а где-то в ином месте? Да что там руки и ноги, обычное человеческое восприятие себя как субъекта есть восприятие себя вкупе с одеждой, в которую вы облачены и которая уж точно не способна содержать в себе ваше собственное «я» – душу.
Перейдем ко второму случаю, когда объединяются объекты с непустыми значениями по идентификатору субъекта. Для субъекта – допустим, простейших живых организма, – объединяются в один составной, что в итоге получается? Наиболее вероятное: один субъект интегрирует в себя другого. Было два субъекта, а стал один, причем – обратите внимание! – мы рассматриваем (пока) ситуацию, в который один организм не пожрал другого, а интегрировал в себя без малейшего ущерба для интегрированного. Что получилось? Цельный составной организм, состоящий из… правильно, из других организмов, которые в процессе интеграции не померли, а продолжают себя прекрасно чувствовать и исправно функционируют. Это гораздо ближе к привычному представлению о живой материи, чем предыдущее! Живые клетки и микроорганизмы, функционирующие сами по себе и исходя из своих микроцелей, вместе с тем составляющие единый организм, объединенный идентификаторами составного объекта… и, разумеется, субъекта.
Мы рассмотрели зарождение и развитие живой материи. Прежде чем перейти к смерти, выясним – раз уж затронули тему – частный вопрос, вопрос живорождения (то есть появления субъекта не из нулевого объекта, а от другого субъекта). Как такое возможно с точки зрения экаунтологии, когда от одного субъекта «отпочковывается» другой субъект?
Точно таким образом, каким объединение двух субъектов в один составной. От составного объекта, обладающего идентификатором субъекта, отделяется часть, которая может обладать или не обладать собственным идентификатором субъекта. Если не обладает – значит, вы срезали ноготь или локон, а если обладает – тогда родили. Дело исключительно в идентификаторе субъекта. Еще встречается вариант, когда от составного объекта отделяется его составная часть, ранее обладавшая собственным идентификатором субъекта: это будет означать, что из вашего организма вышло что-то живое, ранее в нем обосновавшееся – паразит, наверное.
Как видите, возможностями придать или не придать объекту тот или иной идентификатор субъекта исчерпываются возможности преобразования не только так называемой мертвой, но и так называемой живой материи.
Теперь перейдем к анонсированной смерти, которая, как вы уже догадались, представляет собой не более чем утерю идентификатора субъекта. Это не душа отлетает от умершего тела, а его идентификатор субъекта. Рассматривая феномен смерти с экаунтологических позиций, происходит нечто схожее: некое событие, в результате которого субъект теряет свой субъектный идентификатор.
С больше степенью вероятности трагическим событием является не интеграция, а дифференциация. При интеграции терять субъекту свой идентификатор совершенно не обязательно (хотя возможно): субъект может стать частью большего организма без всякой потери, подобно тому как микробы становятся частью человеческого организма без малейшей утери своего собственного «я», вообще без лишних переживаний и возведения конечностей к небесам. Хотя ощущают ли себя микробы частью другого организма? Вряд ли. В этом случае и человек, став частью более крупного вселенского образования, вряд ли ощутит себя в чем-то ущемленным: по-прежнему будет болеть за ЦСКА и строить помаленьку дачу, не догадываясь, что его маленькие помыслы и заботы включены уже в общемировой распорядок, имеющий совсем, совсем другие задачи и масштабы.
Это при интеграции.
А при дифференциации Создатель оказывается перед выбором, какие идентификаторы субъекта присваивать двум объектам, появившимся из одного. Решение Создателя предсказуемо – в том смысле, что со сделанным выбором мы хорошо знакомы. Если у человека срезать кусочек ногтя, срезанный ноготь не оживет. Это означает, что в результате небольшой операции ноготь не получит собственный идентификатор субъекта, а человек, откладывая в сторону ножницы, останется при своем идентификаторе.
Случаи с живорождением и отделением от человеческого организма вредного паразита мы уже рассмотрели. В них отделившиеся объекты обладают собственными идентификаторами субъекта, – разница, как это ни смешно, в биологических деталях, которых мы не касаемся, и типе события: ребенок есть отделившаяся часть, ранее не существовавшая, а вредный паразит – существовавшая.
Наконец, третий случай, искомая нами трагедия – это разделение субъекта на части, обе из которых не обладают идентификаторами субъекта. Ярчайший и наиболее изученный человечеством пример такого рода – отделение головы от туловища, после чего общение первой части со второй, как и второй части с первой, как и их обеих с иными субъектами становится затруднительным. А что случилось-то – имею в виду, принципиально отличного от подравнивания ногтей? Лишь то, что ни один из разделенных объектов не сохранил при себе идентификатор субъекта. Идентификатор субъекта отлетел от обезглавленного тела, так что не воротишь. В самом деле.
Для отлетания идентификатора ввысь не требуется такого радикального средства, как обезглавливание – достаточно удушения подушкой, захлебывания водой, введения внутрь организма ядовитого вещества, банального смертельного заболевания на худой конец. Любой из указанных способов принципиально не отличается от обезглавливания: все то же самое, неудачный акт дифференциации или интеграции, а идентификатор субъекта… тю-тю, нет его больше. В результате скорбящие родственники, каталка и уютный пейзажик с русскими березками и металлическими оградами.
А вот почему случается смерть и возможно ли с данной «несправедливостью» бороться, на эти вопросы нет ответа. Вернее, есть, но отрицательные. Так устроено информационное мироздание – в соответствии с целями нашего Создателя, как утверждает экаунтология. Грустная штука смерть, короче. С другой стороны, ничто не препятствует использованию «отлетевшего» идентификатора субъекта в местах, где он впоследствии приземлится, особенно если будет доказано, что идентификатор субъекта не просто теряется, а остается при некоем дифференцировавшем объекте, хотя бы миниатюрном. Представьте, что вы отрезали ноготь, а идентификатор субъекта возьми и перепрыгни на него, и вот вы с изумлением обнаруживаете, что вы, оказывается, срезали не ноготь, а остальное свое тело, сами превратившись в крошечный и неприглядный, осознающий себя и свое незавидное положение ноготь. Законы природы не позволяют, однако экаунтология оставляет надежду: в отношении предсмертного вздоха такое вполне возможно. |
В прошлый раз – логически, но не хронологически – мы
остановились на том, что Создатель нашего мироздания преследует свои цели. По
сути, мы являемся его подопытными кроликами, а раз так, остается уповать на то,
что при положительных конечных итогах экспериментатор не обидит своего подопытного
и угостит морковкой, которую у народов мира принято представлять в виде вечного
блаженства с тем или иным национальным колоритом. Ничего иного нам с вами
просто не остается. Это есть телеологический аспект экаунтологии, неназойливо
разворачивающийся во второй ее крупный дисциплинарный раздел – экономику.
Что есть экономика? Наука о хозяйствовании. Однако
хозяйствует человек не по собственной прихоти, а повинуясь необходимости – не онтологической,
тем не менее отчетливо выраженной в устройстве нашего мироздания и всесторонне проявляющейся.
В предыдущих статьях говорилось, что большинство фактов
нашего бытия обусловлены онтологическим устройством мироздания – большинство,
но далеко не все. Я предположил, что выбор одного из множества альтернативных
устройств мироздания вызван преследуемыми Создателем целями. А что еще было
предполагать? Если экспериментатор из множества имеющихся у него колбочек и пипеточек
выбирает именно эту, возможностей всего две: либо выбор случаен, либо он
обусловлен целями эксперимента. Исходя из общего ощущения рациональности
мироздания, было предположено второе: если я неправ, говорить все равно не о
чем и незачем – случайность установленных в мироздании законов просто не
позволяет заниматься научной деятельностью.
Итак, некоторые из фактов нашего мироздания, в том числе стоящая
перед человеком необходимость хозяйствовать, обусловлены целями поставленного
Создателем эксперимента. Человечество вполне могло не хозяйствовать, а срывать
с деревьев бананы и апельсины, как это делают представители животного царства,
однако бананы и апельсины достаются людям почему-то с бóльшим трудом, чем низшим собратьям по эволюционному
древу – неспроста, видимо. Логично предположить, что этим далеко не
онтологическим фактом Создатель направляет человечество по нужному ему,
предписанному планом эксперимента пути. Действовать в требуемом направлении для
достижения поставленных перед человечеством целей – вот к чему посредством
недостатка бананов, апельсинов и необузданной фантазии подстегивает нерадивое
человечество Создатель. Мысль не новая, вместе с тем верная – не отказываться
же от нее из-за того, что многие философы высказывали ее ранее вашего покорного
слуги?
Человек – и онтологически, и психологически – рождается стимулированным
к действию. Но действовать можно в разных направлениях: выстраивать из кубиков
окружающего мира одно, или другое, или третье. Свобода воли – вопрос туманный,
о чем говорилось ранее, но недоказанность существования свободы человеческой
воли обоюдозаточена, причем утверждение нами телеологии в качестве основного
фактора, определяющего устройство мироздания, говорит скорее в пользу обратного.
Если эксперимент может завершиться успехом или неудачей – а зачем еще нужен
эксперимент, как не для подобной проверки?! – то свобода человеческой воли (если,
конечно, человек действительно является главным подопытным кроликом
эксперимента) существует. Подопытный кролик способен действовать одним либо
другим образом. Баланс между свободой и вынужденностью действий человека – грань
весьма тонкая, о которой мы не можем судить, не зная подоплеки эксперимента, но
сама грань прослеживается довольно четко, будучи зашифрована в устройстве
мироздания. Шифровка понятна: движение в правильном направлении поощряется, в
неправильном – преследуется.
Поощрение и преследование проявляется в экономической сфере.
Хозяйствуя правильным образом, тем самым преобразуя мироздание в правильном
направлении, человечество добивается наилучших результатов, тогда как ошибочное
хозяйствование приводит к результатам плачевным, отражающимся на человеческом
сообществе негативным образом. Я говорю не о конкретных индивидах, а обо всем
человечестве, поскольку эксперимент ставится со всем человечеством. В смысле
хозяйствования у человечества общие задачи, а факт личного потребления – вне
рамок эксперимента, то есть без привязки к преследуемым Создателем неведомым
целям, занятие абсолютно бессмысленное, хотя бы многим конкретным индивидам и
представлялось обратное. Однако первичен будущий положительный результат, ради
которого человечество сотворено и преобразовано в современный облик, а не
насыщенность чьего бы то ни было желудка гастрономическими изысками. Что эти
гастрономические изыски с точки зрения мироздания?! Действие – стимулирование,
действие – стимулирование, вот цикл, в котором вынужден вращаться человек в
продолжение поставленного Создателем эксперимента.
Действие – это производство, а стимулирование – потребление.
Соотношение между названными категориями и составляет предмет экономического
изучения. Но об этом в следующей статье. |
Действие – производство, стимулирование – потребление. Поговорим
о производстве, а именно о труде, составляющем движущую силу производственного
процесса.
Что такое труд? Его можно определить как действие,
нацеленное на получение пригодного для потребления продукта. Хотя имеются
некоторые аспекты, делающие понятие труда не таким одномерным, каким оно
кажется поначалу.
Прежде всего, труд – это всегда человеческий труд или
случаются проявления труда в животном царстве, например при строительстве
муравьями своего муравейника? Чем принципиальным отличаются действия людей при
возведении жилой многоэтажки от действий муравьев, целеустремленно и
сосредоточенно переносящих палочки и хвойные иголки? С видимой стороны ничем:
результаты строительства, и те мало чем отличаются друг от друга. Отчего же в
таком случае действия человека принято именовать трудом, а действия муравьев –
если и принято, то лишь образно, в художественной литературе?
Экономистам не приходит в голову всерьез рассматривать
муравьиные действия в качестве производственного фактора. Муравьи – не люди, в
этом дело, по всей видимости. Сказывается расположение муравьиного семейства
ниже человеческого на эволюционном древе. Это правильно, ведь эволюция
предполагает совершенствование не только биологических особенностей организма,
но и экономических отношений, в которые развивающиеся организмы вступают. И в
этом смысле человеческий труд – далеко не то же самое, что муравьиный.
Человеческие отношения в сфере экономики дифференцированы гораздо глубже: муравьи
не вступают в товарообменные отношения, насколько мне известно, тем самым
соответствие произведенного потребляемому, составляющее единственный стимул в
экономических действиях человека, не играет для них никакой роли. Вряд ли
питание конкретного муравья зависит от его трудового вклада в общее дело.
Следовательно, экономические отношения в муравьином семействе настолько
примитивные, что с точки зрения развитых экономических отношений в человеческом
обществе в самом деле представляют собой нечто не вполне экономическое, точнее
– вполне недоэкономическое, что позволяет не расценивать действия по
строительству муравейника в качестве полноценно экономических.
Кто у нас венец эволюции – человек или муравей? Если
человек, если за ним закреплена роль созидающей силы мироздания, как всем нам
хочется думать, тогда экономика, выполняющая стимулирующую роль в этом процессе
– прерогатива человечества. Муравей, какой бы сложности и комфортабельности
муравейники он ни строил, – всегда в отстающих, он – это отброшенный за
непригодностью эволюционный элемент, муравьиные строительные потуги никогда не
приведут к достижению конечной задумки Создателя, потому экономические
отношения применительно к нему непригодны, а если бы и были пригодными,
оказались бы заведомо бессмысленными.
Труд – всегда человеческий труд, и если я говорю о труде, то
имею в виду некоторые обладающие известными характеристиками человеческие
действия.
Человеческие действия?... Действия?.. С точки зрения
экаунтологии любое действие, в том числе человеческое, есть проявление силы,
понятие которой рассматривалось в онтологическом разделе. Мироздание устроено
таким образом, что в череде регистрируемых объектов действуют строгие
закономерности, известные нам как законы природы: вещь, не имеющая точки опоры,
устремляется к земле, и т.п. Перечислением существующих законов природы
занимаются физики, для экаунтолога важно само их наличие, делающее возможным
установление соответствия между объектами. Если после регистрации первого
объекта всегда следует регистрация второго объекта, это значит, что первый
объект воздействовал (имеется в виду, с применением силы) на второй объект,
вследствие чего второй объект возник или претерпел изменения. Мы ударили
молотком по гвоздю, и послушный гвоздь вошел в доску по самую шляпку. При этом в
мироздании устроено так, что первый объект – очень часто, как в случае с
молотком, хотя не всегда, – видимых
изменений не имеет, тогда как второй объект ощутимо изменяется. Это позволяет
говорить о причине и следствии:
· молоток – причина того, что гвоздь заколочен в
доску;
· гвоздь, заколоченный в доску, – последствие
удара по нему молотка.
Для обозначения объекта, подвергнувшего другой объект
изменению (причина), и объекта, который подвергнулся изменению в результате
воздействия на него первого объекта (следствие), придуманы термины,
соответственно «орудие» и «предмет». Правда, указанная терминология
используется в сфере экономики – обычно говорят об орудиях труда и предметах
труда, – но от этого суть дела не меняется: проявление силы, то есть
установленных Создателем мироздания законов природы, всеобще и повсеместно.
Применительно к выполняемым людьми действиям – труду – человек
в его телесной оболочке представляет собой типичное орудие. Как бы человек ни
действовал, в общем случае его действия приводят к изменению предмета, на
который действия направлены, сам же человек – одушевленное орудие труда –
остается без изменений, совсем как молоток, при помощи которого гвоздь
заколачивается в доску. В противоположность человеку объекты, им изменяемые,
представляют собой предметы.
Связка «орудие-предмет» представляет собой
последовательность происходящих событий. Молоток ударяет по гвоздю не по
собственной инициативе, им движет человеческая рука. В данном случае имеет
место такая каузальная (причинно-следственная) цепочка:
· человек (орудие) воздействует на молоток
(предмет, изменяющий свои качества);
· молоток (относительно гвоздя уже орудие)
воздействует на гвоздь (предмет, изменяющий свои качества).
Таким образом, человек – один из рядовых пунктов в общих
пронизывающих наше мироздание каузальных связях, отличающийся от других орудий
лишь тем, что осознает себя.
При подобном раскладе довольно четко – с точки зрения
экаунтологии, разумеется, – прослеживаются намерения Создателя. Создателю понадобился
эксперимент, и информационное мироздание было создано. Для достижения
экспериментальных условий потребовалась предварительная подготовка – эволюция,
а впрочем, весьма вероятно, она составила непосредственно ход эксперимента. В
ходе эволюции были созданы субъекты, обладающие определенными способностями, главным
среди которых оказалась способность «посмотреть» на себя со стороны – мышление,
реализованное в виде специфической дополнительной базы данных. Венец реализованного
конструкционного подхода – человек – приобрел возможность оценивать свои
действия по преобразованию мироздания. И не важно, насколько его оценка, как и
сами действия, предопределены действительно свободной волей, а насколько
представляют иллюзию, мы об этом никогда не узнаем. Важно, что подобные
способности у человека имеются и, насколько можно судить, составляют его
основное телеологическое достояние. Человек – орудие в руках Создателя,
назначенное для преобразования мира. Но – обладающее возможностью действовать в
ином направлении, отчего особое значение приобретает трактовка мироустройства,
в частности ответ на вопрос, какое человеческое действие является трудом, а
какое не является?
Отвечаю. Если действие – производство, а стимулирование –
потребление, как мы договорились, то трудом является любое действие,
завершающееся потреблением.
Обращаю ваше внимание, что рамки человеческого потребления
установлены Создателем весьма жестко, если не сказать жестоко. Человека можно
принудить выполнять практически любые, соответствующие человеческим
возможностям действия, в том числе самые глупые и бесполезные, однако принудить
человека потреблять нечто, не соответствующее человеческим потребностям, выше
человеческих сил. За подобным принуждением следует, как правило, смерть, чего
не скажешь о принуждении к бесполезным или неосмысленным действиям. Другими
словами, Создатель жестко контролирует человеческое потребление, однако вполне
толерантен к человеческим действиям. Отчего так – не оттого ли, что первое
является критерием второго, то есть потребление является критерием действий? Человек
вправе действовать как ему вздумается, при этом определенные действия приводят
или не приводят к определенным последствиям – например, к заколачиванию гвоздя
в доску приводит удар по гвоздю молотком, но никак не прыганье на одной ножке. Создатель
как бы подсказывает человеку: хочешь выстроить дом – работай молотком, а не
прыгай на одной ножке. А что получилось бы, если бы человек контролировал свои
потребности по собственному разумению – обладал способностью умерять чувство голода
или делать тело нечувствительным к температурным воздействиям? Критерии к
действиям в определенном направлении оказались бы размыты, в результате чего
несознательное человечество утеряло даже номинальную возможность завершить
мирозданческий эксперимент положительно.
Исходя из сказанного, труд – такое проявление человеком
силы, которое завершается человеческим же потреблением. Потребление – как и
труд, человеческое: награждается потреблением субъект, проявивший силу в заданном
Создателем направлении.
Рассматривая каузальность в виде непрерывно и
последовательно действующих цепочек, можно заметить такую теоретическую шероховатость:
никогда не знаешь, чем каузальная цепочка закончится. Плотник справно поработал
инструментами, в результате чего был сооружен дом – отлично. Через месяц в дом
ударила молния, вследствие чего сгорел не только свежевыстроенный дом, но и вся
деревня. Если проследить по каузальной цепочке, виновником пожара должен быть
назван плотник: не будь его, дом не был бы выстроен, молния ударила бы в
незастроенное место, пожара не возникло бы и деревня осталась цела. Кто виновен
в несчастье? Плотник, разумеется – который тем не менее ни сном ни духом: не
мог же он предугадать, в самом деле, что молния ударит в избранное для
строительства место? Однако речь идет не о неумышленной вине плотника, а о том,
следует ли квалифицировать его действия в качестве труда? С одной стороны,
выполненные плотником производственные действия привели к созданию продукта,
нашедшего своего потребителя (если мы предположим, что дом до момента трагедии
был заселен), с другой стороны – данные действия привели, помимо прочего, к
уничтожению целой деревни, то есть труда других производителей, причем в
гораздо большем объеме. Следует ли признать, что плотник честно трудился, или
его действия должны быть расценены нами как неосознанное вредительство?
Каков бы ни был ответ, усложним задачу. На месте пепелища
обнаружились залежа полезных ископаемых, что дало возможность жителям деревни
отстроить ее поодаль и заново в гораздо более богатом и обустроенном виде. И
все это благодаря уничтожившему дома пожару, который случился благодаря тому,
что плотник выстроил дом в месте, в которое ударила молния. Вредитель наш
плотник или честный труженик?
Рассуждая в подобном духе, можно придти к выводу, что
значащим узлом в каузальной цепочке может явиться не только действие, но и
бездействие. Допустим, плотник честный труженик. Но в таком случае, его
бездействие – если бы он передумал строить дом в данном месте и не построил
его, – следовало бы считать вредительством. Каков негодяй: мог сжечь всю
деревню, в результате чего обнаружить залежи полезных ископаемых, которые
позволили бы жителям разбогатеть, – однако не построил, вследствие чего залежи
не обнаружились. То, что плотник действует неосознанно, не служит ему
оправданием – мы рассуждаем не об этических, а о каузальных аспектах
совершенного либо не совершенного действия. Так все-таки, вредитель или герой?
Ответа не будет, поскольку неверна сама постановка вопроса.
Нельзя сказать вредитель или герой задействованный в причинно-следственной
цепочке плотник, поскольку каузальные цепочки, а вместе с ними человеческая история продолжаются. Завтра
выяснится, что залежи полезных ископаемых на месте деревни не к добру, и
плотника придется вновь переквалифицировать из героев в негодяи, и так до
бесконечности – до момента, пока история человечества не оборвется. Но в этом
случае в квалификации действий плотника отпадет необходимость: какая там квалификация,
когда эксперимент завершен?! Квалификация актуальна на протяжении эксперимента,
из чего следует вывод: потребление – конечный критерий. Если выстроенный
плотником дом использовался для человеческого потребления, усилия плотника
должны быть квалифицированы в качестве труда, в противном случае не должны. На
первый план выходят не последствия, которые все равно невозможно просчитать, а
нечто достаточно конкретное: использовался ли дом в качестве жилища до того,
как сгорел.
Плотник не мог просчитать последствий своих действий, и мы
тоже не можем. Однако плотник хорошо понимал, чем занимается: строит дом, – и,
если успел в нем пожить хотя бы некоторое время (ради упрощения ситуации
предполагаю, что дом строился плотником для себя), был вознагражден за
строительство самим фактом потребления. Остальное – от лукавого. Чем одно (строительство
дома) отличается от другого (последствий, не просчитываемых в русле каузальных
цепочек)? Осознанностью действий, несомненно. Строительство осуществлялось
сознательно, а прочего плотник не ведает – он же не сознательно сжигает деревню.
Следовательно, при квалификации действий в качестве трудовых обязательным
является осознанность: трудовыми могут считаться лишь те действия, которые
осуществляются осознанно. Строительство плотником дома – осознанное действие,
следовательно трудовое (при соблюдении прочих условий), а вот если бы плотник,
скушав яблочко, выбросил огрызок на обочину, вследствие чего через десять лет
на обочине произросла роскошная плодоносящая яблоня, данное действие плотника
никак нельзя было бы квалифицировать в качестве трудового. Посадка плодового
дерева – забота не плотника, но садовника, ибо осуществляется тем с намерением
не просто забросить огрызок в кусты, а высадить плодовую культуру.
Характеристики, позволяющие квалифицировать какие-либо
действия в качестве труда, оказываются таковы:
· трудовые действия выполняются человеком;
· они имеют силовой характер;
· они завершаются потреблением произведенного
продукта;
· они являются осознанными. |
Производство должно соответствовать потреблению.
Из данного утверждения вытекает святое трудовой теории
стоимости: принцип «каждому по труду». Соблюдение названного принципа возможно,
если производимые и соответственно потребляемые вещи измеряются в труде – в
первую очередь производимые, разумеется, так как для потребления вещи ее
необходимо предварительно произвести. Потребляемые вещи остается лишь учитывать,
ведь трудозатраты на их производство – какое количество рабочего времени
затрачено на изготовление данных вещей – уже известны.
Труд измеряется в продолжительности времени, для чего
Создателем нашего мироздания предусмотрено циклическое вращение небесных светил
вокруг друг друга. С этим проблем нет, однако множество методологических
сложностей возникает при практической попытке подсчета трудозатрат,
приходящихся на изготавливаемые вещи. Основная из них, на чем спотыкается
большинство сторонников трудовой теории стоимости, это: каким образом подсчитывать
трудозатраты при использовании орудий труда.
Напомню, что орудие – это вещь, силовым образом
воздействующая на другую вещь, в результате чего та изменяет свои
характеристики. Человек – орудие, предназначенное для изменения мироздания
согласно первоначальному замыслу Создателя… но зачем Создателю понадобились
другие орудия? Только ли для того, чтобы поставить в их ряду человека, либо
конструкция мироздания более неочевидна и неодушевленные орудия – такой же
элемент переустройства мироздания, как и одушевленный человек? Думается мне, что
верно второе, и Создатель исходил из тривиального предположения, что одно
орудие хорошо, а много орудий лучше. Одно дело маленький и хлипкий человек, и
другое – окружающие его неодушевленные орудия. Кто бы сомневался, что помощью
неодушевленных орудий, если по-умному их задействовать, можно переустроить
мироздание более эффективно?!
Но вопрос не в этом, а в том, каким образом заставить
человечество использовать орудия в своей производственной деятельности. Не эффективностью
ли конечного результата – тем, что при помощи орудий труда человек достигнет
лучших производственных успехов, соответственно сможет больше и качественней
потреблять? Впрочем, потребление является не целью человеческой жизни, а скорее
приманкой, заставляющей человека жить и действовать, – об этом свидетельствуют
хотя бы ограниченные возможности базовых потребительских функций человека.
Потребление возникает по мере производства, то есть по мере продвижения
человека к конечному результату эксперимента, поставленного Создателем. А без
конечного результата – преобразования мироздания, и являющегося целью
человеческого существования, – кому оно нужно, потребление?! Его биологически
необходимый объем был достигнут человечеством еще в ранних исторических периодах,
однако человечество все к чему-то стремится, желает все большего и большего.
Нет, такой вариант Создателем, наверное, рассматривался:
чтобы при использовании орудий труда человек получал потребление в больших
объемах, – однако по причинам, о которых ниже, Создателем был избран иной
вариант, предусматривающий конвертацию труда одной продолжительности в труд
другой продолжительности.
Поясню, что имеется в виду.
Когда человек изготавливает орудие, используемое не для
потребления, а для производства других вещей, он тем самым… можно сказать, что
вместо себя он использует заместителя. Если человек – одушевленное орудие,
обладающее способностью изготавливать продукты, то и другие вещи – такие же,
обладающие аналогичными способностями орудия, хотя неодушевленные. Но какая с
точки зрения потребления разница, кем будет изготовлена потребляемая вещь – одушевленным
или неодушевленным орудием труда? Одушевленность в данном случае не имеет
значения.
Если рассматривать производство с такой стороны, понятно,
почему использование неодушевленных орудий открывает перед человечеством фантастические
перспективы. Именно потому, что продолжительность изготовления неодушевленного орудия
может не совпадать с продолжительностью его работы.
Допустим, что пахарем изготовлен искусственный человек –
неодушевленное орудие труда, которое умеет пахать без всякого надзора со
стороны производителя, причем с равной производительностью и качеством. Мастер
отправляет искусственного человека пахать вместо себя, а сам получает
возможность передохнуть. В каком случае изготовление искусственных людей
окажется выгодным? Ответ очевиден – в том случае, если продолжительность
изготовления искусственного человека будет меньше продолжительности работы искусственного
человека в поле:
- если, к примеру, на изготовление искусственного человека
требуется 2 дня, а искусственный человек сможет проработать в поле до своего
выхода из строя 3 дня, тогда выигрыш в продолжительности составит 1 день;
- а вот если, при тех же сроках работы искусственного человека
в поле, на его изготовление потребуется 4 дня, тогда 1 день составит уже
проигрыш. Ясно, что производить подобных искусственных людей себе дороже –
проще горбатиться в поле самому.
Теперь вам понятно, почему Создатель предпочел данный вариант
альтернативному, состоящему в стимулировании человеческого потребления? Если бы
в результате использования орудий человек и начал лучше питаться,
продолжительность человеческого труда, хотя и направлялась в нужном Создателю
направлении, оставалась бы прежней. В случае же с конвертацией одной
продолжительности труда в другую человечество перешло, как говорили в советские
времена, с экстенсивного на интенсивный путь развития.
Сказанное означает ревизию принципа «каждому по труду», ведь
изготовивший искусственного человека пахарь должен получить возмещение не за
собственный труд, а за труд своего искусственного заместителя. Согласитесь, это
справедливо. Какое дело конечному потребителю до того, одушевленное или
неодушевленное орудие произвело продукт – важно, чтобы данное орудие получало
по продолжительности работы над конечным продуктом потребления. Возмещать в
данном случае следует продолжительность работы неодушевленного орудия, но так
как само оно получить возмещение не в состоянии, получает возмещение производитель
искусственного человека – пахарь, вне зависимости от того, какую
продолжительность времени он затратил на изготовление своего неодушевленного заместителя.
В результате при использовании неодушевленных орудий проработать можно одну
продолжительность времени, а получить возмещение за другую продолжительность, тем
самым конвертировать одну продолжительность в другую. Это и есть анонсированная
ревизия принципа «каждому по труду».
То, что работа орудий должна возмещаться не по стоимости их
изготовления, а по времени работы, не есть опровержение принципа «каждому по
труду», а лишь его уточнение. Хотя весьма существенное, заставляющее по-новому
взглянуть на трудовую теорию стоимости, вплоть до полного ее переосмысления. |
Для целей своего эксперимента – преобразования мироздания – Создателем
предусмотрено не только использование орудий труда, но кое-что еще, в частности
кооперация, при подсчете трудозатрат в рамках которой возникают не меньшие
сложности, чем при использовании неодушевленных орудий.
Задача такова: распределить трудозатраты между несколькими участниками
производственного процесса, трудящимися над изготовлением продукта одновременно.
Когда работник один, с ним вопросов не возникает: все им наработанное оценивается
по продолжительности рабочего времени. А если работников несколько, если они
скооперировались и одновременно корпят над единственным продуктом, как
определить трудовую долю каждого из работников в нем?
Возникает соблазн ввести коэффициенты трудового участия или
иным схожим образом обозначить так называемый трудовой вклад в производство
каждого из его участников. Как только это происходит, трудовая теория стоимости
в качестве научной дисциплины приказывает долго жить, ясно почему: либо
определение трудового вклада по продолжительности труда, трудовому измерителю,
дарованному человечеству Создателем, либо всяческие произвольные коэффициенты
без намека на объективность. В последнем случае принцип «каждому по труду» не соблюдается
и служит маскировкой обыкновенных стяжательских инстинктов.
Скажу сразу, что измерение трудозатрат в продолжительности
труда возможно без всяких коэффициентов трудового участия, противных трудовой
теории стоимости. Для этого необходимо воспринимать трудовой процесс в качестве
определенных каузальных (причинно-следственных) связей. Вот несколько
работников трудятся над изготовлением единственного продукта. Совместный труд работников
– причина того, что продукт будет изготовлен, а сам продукт – следствие их осмысленных
действий, именуемых трудом. При этом предполагается, что, не будь хотя бы
одного из работников, продукта в его окончательном виде не изготовить. Но если
участие каждого из работников является необходимым условием изготовления
продукта, разве не понятно, что работники изготавливают продукт в равной
степени – пропорционально отработанному времени, которое в случае совместной
работы является одинаковым у каждого из них?
В этом месте рассуждения я обычно привожу пример с
переноской бревна, который хорош вследствие своей наглядности. Мускулистый Петр
и худосочный Антип переносят бревно, при этом каждый старается как может, в
меру своих физических возможностей. Предположим, Петр ровно вдвое сильнее Антипа,
соответственно принимает на себя вдвое большую тяжесть. Каков трудовой вклад в
переноску бревна каждого из скооперировавшихся участников? Как ни парадоксально,
вклад равный, поскольку без Антипа мускулистый Петр, несмотря на всю свою
физическую мощь, бревно не поднял бы – точно так же, как Антип без помощи
Петра. Следовательно, с точки зрения выполненной работы – каузальных связей,
заключающихся в чередовании причин и следствий, – участие работников в
переноске бревна абсолютно одинаковое, и вознаграждаться должно одинаково. А
если бы Петр поднапрягся и поднял неподъемное бревно в одиночку? В этом случае
ему никто не мешал и перенести бревно в одиночку, тогда возмещение за
выполненную работу досталось бы одному Петру, никак не стоящему в сторонке Антипу.
Принцип «каждому по труду» сохраняется и при кооперации, как
видите: никаких коэффициентов трудового участия для определения вклада
работников в общее дело не требуется.
При всей своей неоднозначности, ситуация, конечно, довольно
элементарная, предусматривающая равную продолжительность работы участников
трудового процесса. Как подсчитывать трудозатраты в еще более спорных случаях,
вы узнаете из следующих постов. |
Помимо кооперации, существует разделение труда: производители
трудятся над продуктом не одновременно, а последовательно. Очевидно, что при
подсчете приходящихся на продукт трудозатрат продолжительность труда производителей
должна суммироваться. Никаких принципиальных сложностей в суммировании
трудозатрат участвующих в трудовом процессе производителей как будто нет, но они
немедленно возникают при попытке выполнить вычисления на практике. Вопрос в
том, какова продолжительность работы скооперировавшихся производителей: делить
общее время трудового воздействия на число производителей либо не делить, считая
по фактическому воздействию каждого из производителей?
Когда два грузчика переносят бревно, а потом делят его поровну,
не важно, сколько времени они отработали – важно, что бревно делится поровну.
Но притащенное из леса бревно – продукт, в котором не принимали участие другие
производители. А если принимали? Допустим, третий участник производственного
процесса поколол бревно на дрова, как теперь осуществлять дележ – между уже не
двумя, но тремя сопроизводителями? Здесь продолжительность труда переносчиков
бревна имеет значение. Допустим, сам процесс переноски бревна занял два часа,
затем третий участник процесса в течение двух часов колол дрова. Можно
посчитать, что каждый грузчиков работал в течение двух часов, на протяжении
которых тащил бревно вместе со своим компаньоном, а можно – что общее время
переноски составило два часа. Но поскольку грузчиков было двое, два часа
необходимо поделить надвое. Согласитесь, в этом есть резон: если бы грузчики
захотели привлечь к переноске третьего товарища, работа у них пошла бы веселее.
Но почему должен страдать тот участник производственного процесса, который
колол дрова? Его работа не зависит от количества грузчиков, притащивших бревно
из леса: какое дровосеку до нее дело? Очевидно, что дровосек должен получить
возмещение за свой труд независимо от числа грузчиков.
Итак, имеется два варианта возмещения. При первом варианте каждый
из сопроизводителей получает по продолжительности труда: поскольку каждый
трудился в течение двух часов, все поленья делятся на три равных части. При
втором варианте имеет значение наличие одновременного труда, то есть
кооперация. Двое грузчиков тащили бревно совместно в течение двух часов,
поэтому два часа делятся надвое: в итоге на каждого из грузчиков приходится по
часу возмещения. Общие трудозатраты на производство поленьев составили четыре
часа. Дровосек, коловший дрова в течение двух часов, получает половину
поленьев, а грузчики, трудившиеся также в течение двух часов, но совместно – по
четверти поленницы каждый. По трети или по четверти поленниц, есть разница? Такая
вот справедливость в соответствии с трудовой теорией стоимости.
Однако усложним задачу: пусть наши грузчики используют при
переноске бревна ремни. Как теперь делить поленья, спрашивается? Имеется
дровосек, коловший бревна, также грузчики, перенесшие бревна, также
изготовитель ремней для переноски бревен. Как делить поленья?
Дровосек сразу отпадает – по причинам, названным выше: его
трудовая деятельность никак не зависит от наличия или отсутствия ремней для
переноски бревна, его доля определена. Остаются грузчики и изготовитель ремней.
Поскольку ремни использовались в течение двух часов – все то время, что
грузчики перетаскивали бревно, - очевидно, что мастер должен получить
возмещение наравне с грузчиками. Вспомните, как мы трактовали использование неодушевленных
орудий: производитель отправлять работать вместо себя неодушевленное орудие,
что дает возможность конвертировать труд одной продолжительности в труд другой
продолжительности. Ремни «трудились» тот же самый период, что и грузчики,
поэтому изготовитель ремней должен получить наравне с грузчиками: два часа
должны быть разделены на троих, в результате чего каждый из трех
сопроизводителей получит по сорок минут возмещения. Два часа за дровосеком и по
сорок минут за остальными – такова справедливая пропорция дележки поленницы.
Обратите внимание, что изготовитель ремней получает возмещение вне зависимости
от того, сколько времени у него ушло на изготовление ремней: неодушевленные
орудия возмещаются не по стоимости их изготовления, а по продолжительности
использования, как говорилось.
Все правильно, но есть немаловажное уточнение. Ремней для
переноски бревен два. А что если изготовитель ремней пожелает увеличить свою
долю и начнет рассуждать следующим образом: «Ремней я изготовил два,
следовательно, я должен получить возмещение за каждый ремень в отдельности.
Двое грузчиков плюс два ремня, всего четыре производителя. Следовательно, моя
доля в переноске – половина, а по четверти приходится на каждого из грузчиков».
Увы, сторонник трудовой теории стоимости должен будет отказать
изготовителю ремней в претензиях, по причине их полной необоснованности.
Как объяснялось в онтологическом разделе экаунтологии, вещи
обладают вложенностью – человек как одушевленная вещь в том числе. Определить,
что является человеком, удается лишь за счет его идентификации в качестве
субъекта – достоинство, которым неодушевленные вещи совершенно не обладают. Соответственно,
у неодушевленных вещей отсутствует естественная, данная Создателем точка, с
которой возможно вести отсчет трудозатрат. Можно посчитать, что ременное приспособление
одно, состоящее из двух отдельных ремней, а можно – что ремней два. А еще можно
выделить у каждого из ремней отдельные части, на которые приходится особая
нагрузка, и сказать, что основанная работа по переноске бревна выполняется
этими частями ремня, тогда как остальные части ремня остаются почти без дела.
Когда весь ремень изготовлен одним производителем, данные теоретические
рассуждения роли не играют, но что бы случилось, если бы части ремня были
изготовлены несколькими производителями? От этого зависела бы величина
возмещения, приходящегося на каждого из производителей, и спорам не было бы
конца.
Очевидно, что Создателем должен быть предусмотрен
единственно верный способ подсчета трудозатрат изготавливаемых продуктов, и
этот способ, по моему мнению, - принятие всех одновременно используемых в
производстве неодушевленных орудий за единицу, то есть за единое орудие,
воздействующее на изготавливаемый продукт наряду с каждым из одушевленных
производителей. Все неодушевленные орудия, если они воздействуют на предмет
совместно, воздействуют на предмет в качестве единой вещи: имеет место одно
воздействие, а не несколько. В этом случае все равно, считать используемые при
переноске ремни за одно приспособление или за два – причитающееся за них
возмещение от данного фактора зависеть не будет. Доля изготовителя ремней в
трудовом процессе определена: он получит третью часть от общей
продолжительности переноски – ровно сорок минут возмещения, о которых мы сразу
заявили.
Проблема распределения трудозатрат между сопроизводителями
решена. Не окончательно, разумеется – нам еще многое предстоит понять и
уточнить. |
Мы рассмотрели случаи распределения трудозатрат при
использовании орудий труда, а также при одновременном и последовательном труде
нескольких сопроизводителей. Остается нерассмотренной последняя сложная
ситуация, вполне практическая: как распределять трудозатраты при дифференциации
продукта на части? Речь пойдет о распределении трудозатрат не между
участвующими в производственном процессе производителями, а между частями
изготавливаемого продукта, что в конечном итоге все равно выливается в
распределение трудозатрат между производителями.
Легко подсчитывать затраты при интеграции: если вещь
продолжительностью изготовления 5 часов интегрировала в другую вещь,
продолжительностью изготовления 6 часов, то трудозатраты, приходящиеся на
результат интеграции, составят 5 + 6 = 11 часов. В этом не приходится
сомневаться. Но как быть с дифференциацией?
Предположим, вещь с трудозатратами 11 часов разделяется
надвое. Необходимо подсчитать трудозатраты, приходящиеся на полученные
продукты, каждый из которых – обратите внимание, читатель, – используется в
дальнейшем производстве. Как разделить
11 часов надвое (объективно, разумеется, потому что волюнтаристское разделение,
ставящее крест на трудовой теории стоимости, нас не интересует)? Какова
продолжительность труда, приходящаяся на каждый из полуфабрикатов?
Истинно объективное решение связано с поиском объективного –
причем единственного объективного! – измерителя, который следует принять в качестве
базы распределения. Очевидно, что на эту роль подходит только масса, не что
иное.
Вспомним, что говорилось о массе в онтологическом разделе
экаунтологии. Масса вещи определяется числом потенциальных дифференциаций,
которые с данной вещью можно выполнить. Между тем онтологической причины
определять массу вещей взаимным взвешиванием не находится.
Все правильно, онтологической причины нет, потому что
причина тому телеологическая: Создателю нашего мироздания необходимо было дать подопытному
человечеству объективный критерий для исчисления трудозатрат при дифференциации
вещи на части – и такой критерий был дан вне онтологической необходимости, хотя
в рамках общего онтологического мироустройства. Трудозатраты следует разделять
пропорционально массе получаемых при дифференциации частей – вот
телеологическое назначение массы, которая и есть тот единственный объективный измеритель,
необходимый нам для решения задачи.
В нашем примере мало знать, что трудозатраты, приходящиеся
на дифференцировавшую вещь, составили 11 часов, нужно еще располагать
сведениями, какова масса полученных в результате дифференциации продуктов. Если
их масса составляет, скажем, 10 и 1 кг, то на каждый из продуктов приходится
соответственно 10 и 1 час рабочего времени. Таков правильный метод
распределения трудозатрат между продуктами дифференциации.
Прикинем, к каким последствиям приводит данный способ
подсчета.
Прежде остального выяснится, что трудовая стоимость вещей не
зависит от их «полезности». Если исходный продукт разделяется на «полезный» – собственно,
и являющийся целью производственного процесса, – и побочный, не представляющий
особой «ценности», тем не менее используемый в дальнейшем, нет никакого
теоретического обоснования относить на «полезный» продукт бóльшие трудозатраты, чем
на «малополезный»: распределение должно осуществляться в строгой пропорции с
массой продуктов, полученных при дифференциации, даже в том случае, когда масса
«полезного» продукта намного меньше массы «малополезного». Пусть из исходного
сырья образуется 2 г. ценного вещества и 2 т. вполне заурядного, получаемого
другими методами по более простым и дешевым технологиям, что с того? Согласно
трудовой теории стоимости распределение трудозатрат исходного продукта должно
быть выполнено в пропорции 1:1000000, в результате чего ценное вещество
окажется «чересчур» дешевым, а заурядное вещество – «чересчур» дорогим. Объективное
распределение трудозатрат между продуктами именно такое, ни какое другое.
Из объективного способа распределения трудозатрат вытекает
совсем любопытное: выясняется, что производственные отходы – полученные в
результате дифференциации продукты, абсолютно непригодные к дальнейшему
использованию, – обладают трудовой стоимостью, причем не меньшей, чем продукты,
пригодные к использованию. Отходы обладают массой – следовательно, на них
приходятся соответствующие их массе трудозатраты, независимо от того, что
полученная в результате дифференциации вещь непригодна к дальнейшему
использованию. Значит, часть трудовых усилий – а именно, приходящаяся на изготовление
отходов, – на протяжении производственного процесса «теряется». В экономическом
отношении это совершенно справедливо: когда человек трудится над чем-то, что
впоследствии выбрасывает, не потребив, это означает, что его трудовые усилия
пропали втуне и, строго говоря, не являются трудовыми.
Современная бухгалтерия придерживается на сей счет иного
мнения: отходы оцениваются по той цене, за которую их возможно реализовать. В
противном случае, при невозможности
реализации, отходы ничего не стоят, тем самым завышается стоимость полезных
продуктов. С точки зрения трудовой теории стоимости это ошибка методологии:
критерий распределения трудовых затрат между продуктами, полученными в
результате дифференциации, имеется – это масса, дарованная человечеству в
онтологическом устройстве мироздания самим Создателем. Нет оснований
пренебрегать заветами того, кем мы созданы – это чревато неприятными
последствиями, например, теми, что распределение трудозатрат пропорционально
массе ограничивает эффективность добычи
полезных ископаемых. Добывать полезные ископаемые становится выгодным
лишь при их значительной концентрации в породе, независимо от того, насколько
легко отделять полезное ископаемое от пустой породы. В случае традиционного
калькулирования мы получаем дорогое полезное ископаемое (в стоимость которого
вошли затраты по обработке пустой породы), а при следовании трудовой теории
стоимости – дешевое полезное ископаемое (при том немаловажном добавлении, что
затраты по обработке пустой породы трудовыми усилиями вообще не признаются).
Подозреваю, что тем самым трудовая теория стоимости регулирует добычу полезных ископаемых, устанавливая в
горнорудной деятельности ограничительную меру, угодную Создателю нашего
мироздания.
К сожалению, произвести точные математические расчеты я не в
состоянии – из-за полного отсутствия математических способностей. |
Возможен ли труд без силового воздействия, ведь ранее я определил труд как силовое воздействие
человека на вещь с целью придания ей желаемых потребительских качеств? Данный
эффект лучше рассматривать на примере неодушевленных орудий, для которых он
более характерен, а не человека.
Орудие воздействует на предмет, результатом чего является
изменение свойств предмета – вот общее положение, от которого следует
отталкиваться. Если орудие одушевленное и изменение свойств предмета происходит
в желательном направлении, имеет место человеческий труд, но это частный случай
общих причинно-следственных (каузальных) связей: он до поры до времени волновать
нас не будет. Орудие воздействует на предмет – вот предмет нашего сегодняшнего
интереса.
Представим, что вещь № 1 (орудие) воздействует на вещь № 2
(предмет) самым что ни на есть обыкновенным силовым образом. А теперь
представим еще одну вещь – № 3, – которая начинает воздействовать на вещь № 2
таким образом, что та перестает воздействовать на вещь № 1. В обычном понимании
никакого воздействия между вещами № 1 и № 3 не происходит, тем не менее
воздействие вещи № 3 на вещь № 2 влияет на вещь № 1 самым непосредственным
образом, так как устраняет воздействие на нее вещи № 2, в результате чего
свойства вещи № 1 остаются в неизменности. Если сохранить свойства вещи № 1
является целью, для которой произведена вещь № 3, получается, что вещь № 3
влияет на вещь № 1, не оказывая на нее никакого силового воздействия: вещи № 1
и № 3 вообще между собой не соприкасаются.
Слишком путано? Хорошо, представим такую жизненную
ситуацию. Под открытым небом сложена поленница. Чтобы дрова не сгнили из-за
дождей, над поленницей сооружается навес. Сам навес не соприкасается с
поленницей, тем самым не воздействует на нее силовым образом, тем не менее
предназначен именно для сохранения дров. Каким образом? Понятно каким: когда прольются
дожди, дрова в поленнице останутся сухими из-за навеса, который предотвратит
вредное воздействие на дрова падающих с неба дождевых капель.
Рассуждение простейшее, однако ставящее под сомнение
экономическую часть экаунтологии. Если изменять свойства предмета возможно не
только при помощи силового воздействия, но и абсолютно не воздействуя на предмет,
становится непонятным, как подсчитывать труд.
Напомню, что экаунтология придерживается трудовой теории
стоимости, согласно которой труд измеряется во времени. В случае невозможности
применять измеритель трудовая теория стоимости становится ошибочной. Навес
никак не воздействует на дождь в общеупотребительном смысле этого слова – он
просто нависает над поленницей, тем не менее дрова остаются сухими. Продолжительность
воздействия навеса на поленницу высчитать как будто невозможно, а продолжительность
воздействия на дождь – сомнительно, ведь скорее дождь воздействует на навес,
чем неподвижный навес на падающие дождевые капли. Разумеется,
причинно-следственные связи обоюдозаточены, в том смысле что составляют единое
целое. В мире каузальности причина и следствия настолько слились, что отделить
одно от другого не представляется возможным: удар молотка по гвоздю является
причиной того, что гвоздь входит в доску, однако сопротивление гвоздя является
причиной микроскопической деформации молотка. По моему предположению,
выраженное изменение одной взаимодействующей вещи при невыраженном изменении
другой замыслено Создателем для определенных целей, чтобы подчеркнуть
преобразовательное назначение человечества, однако, допустив даже, что навес
воздействует на дождевые капли, задачу не решить, ведь с поленьями навес
по-прежнему не соприкасается.
Силовое воздействие орудия на предмет приходится трактовать
не только катафатически (положительно), но и апофатически (отрицательно).
Воздействовать на предмет можно, не предпринимая никаких усилий, строго говоря:
лежать себе на диване и смотреть в потолок. Но если при этом лежание на диване
и смотрение в потолок приводит к какому-либо полезному эффекту – допустим,
повышает температуру в комнате, вследствие чего температура становится
пригодной для выращивания цитрусовых, – то труд имеет место. Трудятся ли самки
пингвинов, когда высиживают яйца? Они же ничего не делают, только сидят на них,
тем не менее полезный эффект налицо.
С точки зрения каузальности постройка навеса есть
несомненная причина того, что дрова остаются сухими – это сложно отрицать с
позиций здравого смысла. Если вы помните, экаунтология утверждает, что никакой
силы в действительности нет, есть установленная Создателем последовательность
событий, и в этом смысле предшествовать изменению предмета может не только
воздействие, но и не-воздействие орудия на предмет. Значит, все-таки
расширительная, апофатическая трактовка причины и следствия – воздействия орудия
на предмет не только созидательного, но, как теперь выясняется, и устраняющего
последствия вредных воздействий других орудий, что в некотором смысле слова
тоже является созиданием? В одном случае – изменение свойств вещи в полезную
сторону, в другом – сохранение полезных свойств вещи при не состоявшейся
вероятности их ухудшения? Понятно, что сохранение полезных свойств вещи не
требует силового воздействия именно на эту вещь (№ 1), а требует воздействия на
другую вещь (№ 2), которая предстоящим воздействием на вещь № 1 неизбежно привела
бы к ухудшению ее потребительских свойств… если бы не воздействие на вещь № 3
вещи № 2, которую в случае ее одушевленности следует признать работником, а в
случае неодушевленности – орудием труда, изготовленным каким-либо работником.
Достаточно ли подобного объяснения для вывода трудовой
теории стоимости, а вместе с ней экаунтологии, из-под обстрела неприятными теоретическими
вопросами? Судя по всему, не достаточно. Однако всему свое время: следующие
неприятные вопросы и ответы на них автора экаунтологии – в следующих экономических
постах. |
В прошлый раз мы остановились на том, что труд следует
рассматривать не только катафатически (как изменение свойств предмета на
желаемые), но и апофатически (как сохранение желаемых свойств при их
предстоящем ухудшении). Из этого неизбежно вытекает нечто малоприятное для
экаунтологии и трудовой теории стоимости, а именно: необходимость предсказывать
будущие события. Все правильно, ведь для положительного утверждения о том, что
навес предохраняет поленницу от дождя, следует знать, а что бы случилось, не
будь навес на данном месте построен. Предсказать, что в противном случае дрова
намокнут, с точки зрения обыденности элементарно, но как быть с более сложными
– далеко не элементарными – предсказаниями?
Извечный философский вопрос о предрешенности бытия был
рассмотрен в онтологическом разделе экаунтологии, но даже при отрицании свободы
воли – если вообразить, что все в нашей жизни заранее решено и предписано, – на
практике рассчитать будущее никак не удастся.
Во-первых, будущее в его обывательском понимании
простирается в бесконечность, поэтому бесконечными должны быть вычисления, что само
по себе непредставимо. Я иду по лесной тропинке и грызу яблоко. Догрызя яблоко,
бросаю огрызок в кусты, и через десять лет на этом месте вырастает яблоня.
Следует ли квалифицировать – а если следует, то каким образом, – мои действия в
качестве труда по выращиванию яблок? А если через двадцать лет из «выращенного»
мной яблока будет выращена яблоня, которая в свою очередь даст урожай, будет ли
в яблоках второй очереди присутствовать доля моего «труда»? А вдруг недозрелым
яблоком с яблони второй очереди кто-то отравится, что тогда? Ясно, что
рассчитать последствия человеческих поступков невозможно, т.к. каждое действие
(катафатический аспект) или бездействие (апофатический аспект) приводит ко
множеству уходящих в бесконечность и взаимопересекающихся последствий, причем
не только позитивных, но и негативных.
Во-вторых, на ум сразу приходят связанные с предсказаниями
парадоксы, типа: если, допустим, оракул вычислил дату своей смерти, способен ли
он покончить с собой ранее предсказанного момента? Если отрицать свободу воли,
то ни в коем случае, а на практике?!
Нет, апофатическая трактовка труда для трудовой теории
стоимости, а вместе с ней и экаунтологии, категорически не подходит. Однако
выход должен найтись: если Создатель нашего мироздания завещал людям потреблять
по труду своему, он должен был озаботиться практической выполнимостью своих
заветов, в том числе относительно апофатического вычисления трудовых усилий.
Можно, конечно, отринуть апофатическую трактовку, а с ней мучительную проблему,
заявив: навес не является полезным продуктом, – но для здравого смысла это
будет чересчур, поскольку таким заявлением из экономической сферы окажутся
выведены одежда, жилища и многие другие продукты, без которых человеческое
существование немыслимо. Например, зонтики. Шутка.
Шутки шутками, но нам позарез необходимо найти
дополнительный критерий труда, который сделает грядущее если не полностью
прозрачным, то по крайней мере пригодным для экаунтологических толкований.
Такой критерий находится – в установлении преследуемой
трудом цели.
Поясню, что имеется в виду. Если предположить, что каждое
квалифицируемое в качестве труда усилие преследует конкретную цель – что это в
действительности так, отрицать сложно, – тогда производить бесконечные
вычисления уже не нужно: вычисления будут ограничены преследуемой целью. Если,
бросая яблочный огрызок в кусты, я преследую цель вырастить яблоню, я должен поставить
перед собой такую цель. Применительно к базам данных, которыми оперирует
экаунтология, это означает, что цель должна быть зафиксирована: в
мирозданческой базе данных я действительно
должен иметь такую цель в виду, а в искусственной учетной базе данных,
необходимой для исчисления трудовой стоимости, цель должна быть зарегистрирована,
то есть помещена в базу в виде соответствующей записи. А если цель не зарегистрирована,
отсутствует, никакого моего труда в выращивании яблони не предвидится, хотя бы
из огрызка выросла не одна, а десять молодых плодоносящих яблонь. Посему, если
я действительно намерен прорастить яблоню из семечка, мне имеет смысл не просто
забросить огрызок в кусты, а закопать его в подходящее место, в котором
вероятность проращивания яблони окажется выше. Чувствуете разницу: в одном
случае я бездумно что-то совершаю, в расчете на неопределенные будущие
последствия, а во втором – вынужден действовать целенаправленно и расчетливо,
просто потому, что ввиду регистрации преследуемой цели это оказывается выгодным?!
Данный подход приводит кое-к-каким методологическим и
практическим последствиям.
Методологические последствия – необходимость регистрировать
цель труда в базе данных, о чем было сказано. Поскольку цель всегда предваряет
действия – человек сначала решает, что он будет изготавливать, а затем уже
приступает к изготовлению вещи, – регистрационная запись о цели предстоящих
усилий должна предшествовать самими усилиям, которые в зависимости от конечного
результата будут или не будут признаны трудовыми. О том, какой должна быть
регистрационная запись, остается догадываться, ведь трудовая теория стоимости
не реализована.
Практические последствия – желательность (для производителя)
использовать продукты труда по назначению. Если микроскопом начать забивать
гвозди, налицо нецелевое, хотя полезное использование вещи: нецелевое в том
смысле, что изготовитель микроскопа вряд ли предполагал что-либо подобное,
поэтому внес в базу данных запись о возможности использовать микроскоп в
качестве молотка; а полезная в том смысле, что работа-то микроскопом
выполняется все равно полезная, гвозди в стену исправно заколачиваются.
Приняв цель в качестве необходимого условия труда, мы в
данном случае устанавливаем возможность для разных производителей получить или
не получить возмещение за выполненную работу. Простоты ради предположим, что
микроскоп сделан производителем № 2 из железной болванки, отлитой
производителем № 1. Так вот, в соответствии со сказанным, сборщик микроскопа,
производитель № 2, не получит возмещения за забивание микроскопом гвоздей – на
том основании, что не предполагал подобного использования своего продукта,
тогда как металлург, производитель № 1, возмещение получит, так как из железной
болванки мог быть изготовлен не только микроскоп, но и молоток, не говоря уже о
том, что сама болванка могла быть использована в качестве молотка, о чем
производитель № 1 наверняка докадывался. Согласитесь, в этом есть резон: та
часть работы, которая пришлась на сборщика микроскопа, при заявленном
использовании микроскопа оказалась бесполезной, чего не скажешь о работе,
выполненной металлургом.
Все сходится как будто: и с микроскопом, и с яблоком, и с
навесом для поленницы. Навес предназначался для предохранения дров от дождя, то
есть строитель навеса заранее имел такую цель, поэтому отследить апофатическое сохранение
свойств дров при их предстоящем ухудшении в недалеком грядущем, когда гром
грянет, совсем не сложно, по крайней мере представимо. Формулировка должна быть
такой приблизительно: предохранение дров от влаги, при условии что дрова
находятся под поленницей и идет дождь, – все в полном соответствии со здравым
смыслом и трудовой теорией стоимости. Поскольку формулирует человек, он по
определению не может выйти за границы своих возможностей – следовательно,
Создатель не поставил перед человечеством не решаемых задач, а расставил метки
на вполне проходимом пути. Что и требовалось доказать. |
|
