ИСТОРИЯ РУССКОЙ БУХГАЛТЕРИИ
1931 год
Александр Михайлович Галаган и общественное судилище над ним
Апрель 1931 г. – позорная страница
в истории русской бухгалтерии. В этот месяц состоялся инициированный ИТУ и
Московским ОРУ общественный суд над трудами Александра Михайловича Галагана.
Судилище
происходило даже не одним, а целыми тремя заседаниями: 10, 14 и 26 апреля.
Председательствовал заместитель председателя МООРУ Трошин, а членами комиссии,
из более-менее запомнившихся потомкам авторов, были М.Х. Жебрак и П.Б. Клейман,
ну и многие другие, с ничего не говорящими, в отличие от фамилии обвиняемого, фамилиями.
Общественным
обвинителем выступал Н. Ласкин. Разделы предъявленного им обвинительного
заключения насчитывали целых пять пунктов:
1. Проф. Галаган и его теория.
2. Проф. Галаган как буржуазный идеолог.
3. Проф. Галаган как вульгаризатор марксизма.
4. Проф. Галаган как метафизик.
5. Общие выводы.
Из маститых
специалистов выступали Н.А. Кипарисов, Я.М. Гальперин, А.И. Гуляев, Е.И. Глейх
и другие.
Приводим
выступление Глейха, состоявшееся как раз после «последнего слова» обвиняемого. Вот
что сказал такой знающий, такой принципиальный и такой правильный молодой
человек о своем старшем товарище:
«Значение настоящего суда несомненно выходит за пределы
борьбы с теми вредными установками, которые мы находим в трудах проф. Галагана.
Он не единственный, и в этом проф. Галаган прав. Те вредные, от начала до конца
проникнутые капиталистическими устремлениями установки, которые мы находим и нашли
в трудах Галагана, несомненно имеются, к сожалению у очень и очень многих наших
так называемых «теоретиков» счетной мысли.
Отсюда, однако, нужно сделать несколько иной вывод, чем
пытался сделать проф. Галаган. Это ни в коей степени не должно смазывать
значение сегодняшнего суда. Наоборот, это нас тем более обязывает на каждом
конкретном случае, на каждом конкретном явлении вскрывать недостатки, вскрывать
причины и классовую политическую подоплеку всех этих установок.
Проф. Галаган в своей, по правильному выражению эксперта,
самообвинительной, — а я добавлю — анекдотической — речи попытался всю
подоплеку своих установок свести к отдельным случайностям, к отдельным ошибкам,
при чем попытался доказать такое положение: «я видите ли сам по себе, а теория моя
сама по себе. Я преподаю в вузах то, что нужно, а вот в книгах еще не научился
трактовать так, как нужно». При этом проф. Галаган совершенно не отдал себе
отчета в том, как можно преподавать а вузе и вместе с тем отвратительно писать.
Если кратко сформулировать по проф. Галагану причины, этих ошибок, то они примут, примерно,
следующий характер: Подвели, видите ли, наше законодательство и инструкция
Наркомторга, в полном соответствии с которой он писал. Критика и рецензии
подвели, ибо только хвалили.
Общественность не помогала. Маркс, как эксперт сказал,
подвел.
Я утверждаю, что о целом ряде рецензий проф. Галаган не
упоминал, а его идеология была вскрыта, была плохо или хорошо названа своим
именем еще в 1928 г.
Я думаю, что из всех этих пунктов с проф. Галаганом нужно
согласиться только в одном: его действительно подвели Маркс и Ленин, — от
начала до конца. Они подвели его так же, как подводят всех буржуазных ученых,
постольку, поскольку дают нам прекрасные орудия и прекрасное средство для того,
чтобы вскрывать подоплеку буржуазных теорий и бичевать их.
Проф. Галаган хочет, чтобы ему поверили на слово: 1) что он
не читал о себе плохих рецензий и не догадался, что надо перестроиться; 2)
когда он писал, что зарплата является убытком для предприятия, что это писалось
о торговом предприятии.
Но там не сказано — о торговом. Во всем этом имеется
несомненная попытка смазать значение дела.
Наша задача заключается не только в том, чтобы судить труды
проф. Галагана, но и в том, чтобы вскрыть причину того, почему мы до сего
времени имеем теорию учета, проникнутую капиталистическими устремлениями,
представляющую собою рупор классово-враждебных нам сил. Только вскрыв эти
причины политически и технически, — мы сумеем найти для себя программу
действий, программу создания нового советского учебника, который бы
действительно соответствовал нашему хозяйственному строительству.
Рабочий класс под руководством коммунистической партии
совершает невиданные в истории
человечества сдвиги. День за днем крепнет
и ширится наша социалистическая стройка. Не видеть всего этого может только
слепой, махровый бюрократ или явный
классовый враг, которому выгодно этого не замечать. Замечена ли наша
гигантская стройка в «теории», в «учении», в трудах, которые мы называли
сегодня здесь галагановщиной? Не нужно особых доказательств, чтобы ответить на
этот вопрос отрицательно. Чем иначе можно объяснить, что проф. Галаган и
галагановщина пытаются все время насаждать в нашей теории чисто
капиталистические категории? Чем иначе, если не этим, можно объяснить, что
проф. Галаган в 1928 г.
и даже в 1930 г.
пытался найти у нас прибавочную стоимость? Чем иначе, как не этим, можно
объяснить, что Галаган и галагановщина рекомендуют нам учет выполнения
промфинплана считать второстепенной задачей?
Чем иначе можно объяснить такую формулировку, как
определение зависимости нашего предприятия от того, кто больше вложит капитала
в данное предприятие, как это было указано Галаганом в 1930 году?
Галагановщина не случайность, не ошибка. Она отражает
классово-враждебную нам идеологию. Было бы ошибочно думать, что все это идет
вне связи с классовой борьбой, что классовая борьба сама по себе, а мы, счетные
работники, имеем только случайные ошибки. Мы имеем перед собой теорию учета,
проникнутую враждебной нам идеологией, теорию, явно не нашу. Это не та теория,
которая по определению тов. Сталина, дает нам силу ориентировки, ясность
перспективы, уверенность в работе, веру в победу социализма. Создать такую
теорию можно, только пользуясь учением Маркса и Ленина грамотно и искренно. Подчеркиваю
— искренно — ибо верить на слово в безграмотность, имея дело с профессором, мы
не можем.
Среди наших теоретиков есть люди, которые могут,
протаскивая свои идейки, и попросту врать, ссылаясь на Маркса, Энгельса и
Ленина. Это пытался сделать проф. Галаган в 1930 году. Нужно заметить, что и
тут он не единственный. Последняя книжка Андреева также показательна в этом
смысле. Андреев даже, в пылу приспособления, спутал слова Маркса с ленинскими,
а по существу получилась весьма вредная вещь. Все это не случайно. В чем дело —
разгадать не трудно. Все это подменяется, во-первых, своеобразием классовой
борьбы: не всегда удается идти в открытую. Во-вторых, несмотря на нашу
отсталость, несмотря на плохую подкованность — мы за последнее время выросли
настолько, что нас трудно обойти. Естественно, наша «тонкая» профессура
начинает «перестраиваться». Сопоставьте труды проф. Галагана 1908 и 1930 года —
и вы в этом убедитесь. Та же ересь, те же теории, только со ссылками на Маркса
и Энгельса. Такая тактика не должна ослаблять нашего внимания.
Некоторые товарищи пытаются так поставить вопрос:
невежество это или классовая враждебность? Такая постановка вопроса вообще
является неправильной, не политической. Мы здесь имеем дело и с теми, и с
другими явлениями. Невежество заключается в том, что эти труды, как и всякие
труды, построены не на основе учения Маркса и Ленина, не на действительно
материалистической методологии. Это невежество, как бы его ни прихорашивали.
Классово-враждебное заключается в том, что в этих трудах вольно или невольно, —
для нас это ровным счетом сейчас безразлично, — протаскиваются явно враждебные,
вредные для нашего строительства идеи. Это враждебно, и одного от другого никак
не оторвешь.
Здесь ставили вопрос: мог или не мог. Сейчас для нас это не
имеет столь решающего значения. Да, проф. Галаган старался перед нами всячески
доказать, что он целиком наш. Хочется, да не можется. Нужно знать проф.
Галагану, что классовая борьба вещь жестокая. Здесь играть в бирюльки не
приходится. Вредное он делал в течение свыше 10 лет. Ничего полезного он не
сделал.
Перехожу к выводам. Нам не нужно ограничиваться только этим
судом. Нужно добивать до конца все эти теории, но и этого мало. Правы те
товарищи, которые говорят: нужно заняться и позитивной частью, нужно начать
создавать. Мы кое-что имеем, но очень мало по сравнению с тем, что нужно.
Очевидно, в этом отношении настоящий общественный суд должен быть переломным
моментом. Нужно свойственными нашей эпохе темпами создавать новые,
действительно советские учебники. Нужно создавать коллективными общими
усилиями, и в этом коллективе найдут и должны найти место те, что действительно
заблуждались, но могут и хотят вместе с нами создавать советские учебники».
Через год
подоспела литература на злобу дня. В Ростове была опубликована брошюра Д.П.
Адрианова «О буржуазной идеологии в теории учета», в которой доставалось не
только А.М. Галагану, но и Н.А. Кипарисову, Р.Я. Вейцману, Н.А. Блатову и А.П.
Рудановскому как авторам вредных счетных теорий. Названные авторы могли убедиться
на личном примере, что личное участие в осуждении коллеги еще не гарантирует
избавление от подобных претензий со стороны других коллег.
Литература:
· За социалистический учет, 1931 г. № 5.
***
Что же такого враждебного
написал А.А. Галаган, что коллеги так дружно взъерепенились? Или дело было
только в текущем моменте, требующем жертвы?
Попробуем
разобраться.
Александр
Михайлович Галаган
Александр
Михайлович Галаган родился в 1879
г. и вроде бы принадлежал к старинному дворянскому роду.
После Октябрьской революции этот позорный биографический факт потомок дворян,
разумеется, отрицал.
А.М. Галаган
Герб Галаганов
Герб Галаганов
Получив
образование в Московском коммерческом институте, стажировался в Италии у Ф. Бесты.
Результатом знакомства с бурно развивавшейся в те времена итальянской учетной
мыслью, тесно связанной с авторитетными европейскими научными школами, стала
опубликованная в 1912 г.
брошюра «Новейшие итальянские формы двойной бухгалтерии» и уже упоминавшаяся
работа «Основные моменты развития счетной идеи».
Перед
революцией вышел «Учебник счетоведения», где перед читателем представал уже
сложившийся преподаватель, осмысливший не только западный, но и отечественный
опыт, в частности, теоретические построения А.П. Рудановского о балансе
единичного хозяйства как объекта счетоведения. При этом стиль изложения
Галагана выгодно отличался от работ мэтра балансового учета своей простотой и
образностью. Возможно, поэтому услугами Галагана пользовались составители
энциклопедических словарей (в частности, словаря «Гранат»), заказывая короткие,
емкие по содержанию статьи, объясняющие учетную терминологию.
Принимал Александр
Михайлович участи и в составлении нормативных документов, например, «Основных
положений учета имущества», утвержденных ЦИК РСФСР 13 июля 1918 г. В данном случае ему
удалось «разбавить» указания о тотальном контроле средств производства
требованием сохранить в учете денежную оценку имущества, тем самым предотвратив
проникновение в бухгалтерию эргов, тредов и подобных натуральных единиц.
С 1921 по 1928 г.г. А.М. Галаган
заведовал кафедрой в Сельскохозяйственной академии им. К.А. Тимирязева. В это
время из-под его пера вышло немало трудов, и в каждом он пытался привнести на
оскудевающую учетную ниву семена новаторских идей – не механически
позаимствованных в сопредельных науках и странах, а проверенных временем и
собственным опытом. Так, в 170-страничной книжке «Торговое счетоводство»
91925), содержащей простые примеры учета торговых операций, мы неожиданно
обнаруживаем параграф «Публичная отчетность», а далее, в Приложениях, помещен
проект постановления ЦИК и СНК СССР «О порядке публичной отчетности»
государственных, кооперативных и частных предприятий и кредитных учреждений»,
до которого далеко и современным узаконениям. Здесь же предложена «общеобязательная
схема» баланса и пояснений к нему. Именно в публичности видел Галаган черты
нового социалистического учета, а вовсе не в искоренении «капиталистических»
категорий – прибыл и капитала.
Что же
касается столь жестоко ошельмованной работы «Основы общего счетоведения»
(1928), то попытка А.М. Галагана применить диалектический метод для описания
учетных процедур заранее была обречена на неудачу. Читатели, по меткому
выражению пролетарского поэта, «диалектику учили не по Гегелю»; в головах
бухгалтеров, переживших НЭП, сохранилась элементарная, как помидор, диалектика
классовой борьбы, а не заумные дискурсы немецкого философа.
Привлекая в
свой категориальный аппарат диалектику, Галаган пытался подстроиться, идти в
ногу с новыми генералами от бухгалтерии. Предыдущее учебное пособие, «Счетоводство
в его историческом развитии» (1927), начиналось объявлением намерения автора «дать
историю счетоведения в связи с историей хозяйственного быта и развития
производственных отношений», автор характеризовал свой труд как первую, не
свободную от недостатков, попытку изложить материалистическую, марксистскую
историю учета. При этом сам учебник представлял собой пересказ работ О.О.
Бауэра, Э.Г. Вальденберга, ранних рубликаций самого Галагана. Интерес
представляют разве что две последние главы: шестая и седьмая. В шестой,
называющейся «Развитие счетного искусства в России», дается краткая
характеристика всех заметных печатных трудов по бухгалтерии XVIII-XIX в.в. В седьмой главе описываются
современные автору счетные теории, подразделенные на юридическое, экономическое
и камеральное направления.
Но какое дело до
всего этого было революционным обличителям? Не отличаясь ни атлетическим
телосложением, ни стойкостью характера, Александр Михайлович Галаган во всем быстро
покаялся и повинился. Термин «галагановщина» пополнил в лексикон тогдашних
счетоводных головорезов.
Казалось,
карьера Галагана завершена. Что толку в ошельмованном профессоре которому место
не в аудитории учебного заведения, а в исправительно-трудовом лагере? Тем не
менее профессионализм и авторитет Галагана возымели действие и не сразу его
добили. Потеряв кафедру, Александр Михайлович не оставил преподавательскую работу
– читал лекции и готовил задания для студентов в Промакадемии, Институте
повышения квалификации работников Госбанка СССР, Всесоюзном институте заочного
обучения Наркомторга. А своей последней книгой «Основы бухгалтерского учета»,
вышедшей в 1939 г.
уже после смерти автора, можно сказать, дал «путевку в жизнь» двум известнейшим
деятелям советского бухгалтерского учета, А.Ш. Маргулису и С.К. Татуру, успешно
отредактировавшим рукопись учителя.
