I
Когда я дочитал до конца
свою новую повесть — все присутствующие сказали:
— Очень хорошо!
Прекрасное произведение!
Я скромно поклонился. Сзади
кто-то тронул меня за плечо:
— Послушайте… извините
меня за беспокойство… послушайте…
Я обернулся. Передо мной
стоял маленький человек средних лет, ординарной наружности. Глаза скрывались
громадными синими очками, усы уныло опускались книзу, бороденка была плохая,
наполовину как будто осыпавшаяся.
— Что вам угодно?
— А то мне угодно,
милостивый государь мой, что повесть ваша совершенно неправильная! Уж я-то
знаток этих вещей…
Он самодовольно засмеялся.
— Вы… что же, критик?
— Бухгалтер.
— А… так… —
нерешительно протянул я. — Но вообще-то вы знаток литературы?
— Бухгалтерии! —
упрямо сказал он, глядя на меня громадными стеклами. — Уж в
бухгалтерии-то, батенька, меня не поймаешь!
Он поежился и кокетливо
захохотал с таким видом, будто я собирался его ловить.
— Вам не нравится моя
повесть?
— Нет, ничего. Повесть
как повесть. Только неправильная.
Заинтригованный, я отвел
его в угол, сунул ему в руку рукопись и сказал:
— Укажите мне
неправильные места.
Такое доверие польстило
ему. Он вспыхнул до корней волос, застенчиво перелистал рукопись и, найдя
какое-то место, отчеркнул его ногтем.
— Вот! Это
неправильно: «Корчагин не показывал виду, что знает о проделках жены, но втайне
все ее вольности, все измены и оскорбления записывал ей в кредит. Дебет же ее,
в который он решил записывать ее ласки и поцелуи, — был пуст». Вот!
— Вам не нравится это
место?
— Присядем, —
сказал маленький бухгалтер.
Мы сели.
— Видите ли… Я взял на
себя смелость сделать вам замечание потому, что вы впали в громадную ошибку… Вы
знакомы с двойной итальянской бухгалтерией?
— Н-нет…
— Двойная итальянская
бухгалтерия изобретена несколько сот лет тому назад монахом Лукой Пачиоло.
Принцип ее заключается в двойной записи каждого счета, чем достигается
механическое контролирование правильности записи. Если баланс счетов не
сходится в цифрах — это показатель неправильности в частных записях. Записи в
счетовых книгах отмечаются на двух сторонах развернутой книги: на левой и
правой. На левой стороне счета или лица записывается так называемый дебет — это
счет или лицо должны владельцу книги; на правой стороне записывается так
называемый кредит — это владелец книги состоит в долгу у лица или счета.
Поняли?
— Да… пожалуй…
— Теперь ясно, что вы
совершили колоссальную, непростительную ошибку: Корчагин должен был измены и
оскорбления жены записать ей не в кредит, а в дебет! А ласки ее — наоборот — не
в дебет, а в кредит! У вас это перепутано.
Я горячо пожал бухгалтеру
руку:
— Я вам очень, очень
признателен. Я сейчас же исправлю эту досадную погрешность.
Моя горячая благодарность
смутила его. Он махнул рукой и сказал:
— Помилуйте! Я всегда
рад… Конечно, нужно хорошо знать бухгалтерию… Дебет — это что нам должны,
кредит — то, что должны мы счету.
Я еще раз пожал ему руку и
отошел.
Он озабоченно крикнул мне
вслед:
— Так не забудьте же:
дебет — нам должны, кредит — мы должны.
— Не забуду, не
забуду.
II
Мы сидели в укромном уголку
обширного кабинета и тихо разговаривали.
Ольга Васильевна положила
свою руку на мою и ласково, задушевно сказала:
— Эта повесть — ваша
лучшая вещь. Громадная изобразительная сила, яркие краски причудливо
смешиваются на этих страницах с волшебными лирическими полутонами, мощный голос
зрелого мужа сплетается с полудетским лепетом влюбленного юноши…
— А, вы здесь, —
сказал бухгалтер, подходя к нам. — Ну, что… исправили?
— Исправил, —
сказал я. — Спасибо.
— Что такое? —
удивилась Ольга Васильевна.
Бухгалтер усмехнулся,
снисходительно подергав плечом.
— Ах, уж эти писатели…
Представьте, какую он штуку написал… Ну, хорошо, что я был тут, указал,
исправили… А то что бы вышло? Heприятность! Скандал! Можете себе вообразить: он
дебет написал там, где нужен кредит, а кредит — где дебет!
Укоризненно покачав
головой, он прошел дальше, но потом круто повернулся и крикнул нам:
— А разница называется
— сальдо!
— Что-о?
— Я хочу вас
предупредить — если будете писать еще что-нибудь: предположим, что в дебете 100
рублей, а в кредите полтораста; разница — 50 рублей — и называется: сальдо!
Сальдо в пользу кредитора.
— Ага… хорошо,
хорошо, — сказал я, — запомню.
Бухгалтер снисходительно
улыбнулся и добавил:
— А измены и
оскорбления ваш Корчагин в кредит ее счета не мог записывать… Он записал их в
дебет.
Он кивнул головой и исчез;
вслед за ним ушла и Ольга Васильевна. Оставшись один, я побрел в гостиную.
В одном углу происходил
оживленный разговор. До меня донеслись слова:
— Как услышал я — так
будто бы меня палкой по голове треснули. Как-с, как-с, думаю? Она же его
оскорбляла, она же ему изменяла, да он же ей это и в кредит пишет? Хорошая
бухгалтерия… нечего сказать! Хорошо еще, что спохватились вовремя… исправили…
Один из гостей, заметив
меня, подошел и сказал:
— Вы неисправимый
пессимист. В вашей повести вы показываете такие бездны отчаяния и
безысходности…
— Это что! —
раздался сзади нас вкрадчивый голос. — Он еще лучше сделал: его Корчагин
дурные стороны жены заносил в кредит ей, а хорошие в дебет. Помилуйте-с! Да я
бухгалтерию как свои пять пальцев знаю. Как же… Вот если бы здесь была книга —
я бы вам наглядно показал… Вот, предположим, этот альбом открыток: тут, где
Кавальери, — это дебет… А тут… вот эта… Типы белорусов — это кредит. Я-то
уж, слава тебе господи, знаю это как свои пять пальцев.
— Да, да, —
нетерпеливо сказал я. — Хорошо. Ведь я уже исправил.
— Хорошо, что
исправили, — добродушно согласился он. — А то бы… Ведь таких вещей
никак нельзя допустить!.. Помилуйте… Дебет и кредит — это небо и земля.
— Пожалуйте
ужинать, — сказал хозяин.
III
Все усаживались, шумно
двигая стульями. Бухгалтер сел против меня… Посмотрел на меня, как заговорщик,
сделал правой рукой предостерегающий знак и засмеялся.
— Да-с! — сказал
он. — Бухгалтерия — это штука тонкая. Ее нужно знать. Я вам когда-нибудь
дам почитать книжку «Популярный курс счетоводства». Там много чего есть.
Я сделал вид, что не слышу.
Сосед с левой стороны
спросил меня:
— Если я не ошибаюсь,
в основу вашей повести заложена большая отвлеченная мысль, но она затемнена
повествовательной формой, которая…
— Была
затемнена, — согласился бухгалтер. — Но теперь все исправлено. Все,
как говорится, в порядке. Вы… вот что… Если еще что-нибудь будете писать и вам
встретятся на пути какие-нибудь такие бухгалтерские штуки и экивоки — вы
пожалуйста ко мне… без церемоний! Обсудим — как и что. Я выложу вам, как на
ладони!
— Нет, зачем
же, — сухо возразил я. — В этом, вероятно, не представится
надобности. Ведь беллетристика и бухгалтерия — это две совершенно разные вещи.
Огорченный бухгалтер
притих. Съел какую-то рыбку, подумал немного, потом приподнялся и, ударив меня
через стол по плечу жестом старого знакомого, спросил:
— А вы знаете, что
такое транспорт?
— Знаю.
— Нет, не знаете! Вы
думаете, это просто собрание разных подвод для перевозки кладей? Да? Но в
бухгалтерии это совсем другое: транспортом называется обыкновенный перенос
итога с одной страницы на другую. Внизу подписывается итог страницы и
переносится на следующую.
— Почему вы
думаете, — спросил я левого соседа, — что повествовательная форма
произведения должна затемнить общую отвлеченную мысль?
— Потому что
художественные детали разбивают это впечатление.
— Это верно, —
согласился бухгалтер, делая мне ободряющий жест. — Разбивает впечатление.
Ведь это, если сказать какому-нибудь бухгалтеру, — он помрет со смеху. А?
Хе-хе… Дебет поставить в кредит! А? Что такое, думаю? Это же невозможно!
Не дождавшись сладкого, я
извинился и встал:
— Я пойду на минуту к
письменному столу. Хочу не забыть исправить два-три места в повести.
Я сел и исправил.
Когда сзади раздался голос:
«Ну что, исправили? Теперь уж не спутаете дебет с кредитом?» — я нахмурился и
сказал:
— Да-с, я исправил.
Вот, слушайте: «Корчагин не показывал виду, что дебет жены записан ему в
сальдо. Он перенес большой кредит в транспорт, который вместе с сальдо давал
перенос дебета на счет того лица, которому пришла идиотская затея заняться
бухгалтерией; это заносим ему в кредит».
С жалобным криком,
простирая дрожащие руки, бросился он ко мне, но я с отвращением отшвырнул его
и, сунув рукопись в карман, ушел.
|